Лебединая песнь
Шрифт:
«Рыли норки», – подумала она.
– Джош, – обратилась Сван к великану.
– Да?
– Зверушки-норушки! Суслики роют норы, – сообщила девочка.
Джош едва заметно улыбнулся, приняв ее слова за простое детское утверждение, и вдруг его улыбка застыла: его осенило, на что намекала Сван. Если у суслика здесь гнездо, тогда должен быть и ход наружу! Может, это оттуда поступает воздух! Сердце у Джоша подпрыгнуло. Наверное, Поу-Поу знал, что суслик проделал ход в подвал, и в бреду пытался сообщить им это. Нору можно расширить и сделать лаз.
«У нас есть топор
Джош подполз туда, где лежал старик.
– Эй! Вы меня слышите? – Он дотронулся до руки Поу-Поу и прошептал: – Господи помилуй!
Тело старика было холодным. Поу-Поу лежал прямо, вытянув руки вдоль тела. Джош посветил в мертвое лицо, увидел пятнистые розовые ожоги на щеках и носу, похожие на странные родимые пятна. Глазницы были черно-коричневые, пустые. Поу-Поу был мертв по меньшей мере уже несколько часов. Джош хотел было закрыть глаза старику, но их не было, они испепелились и испарились.
Суслик пискнул. Джош пополз на звук. Пошарив лучом фонаря по обломкам, он увидел, что зверек облизывает обожженные задние лапки. Грызун быстро скрылся за доской, прикрывавшей гнездо. Джош потянул ее, но она не поддавалась. Стараясь быть как можно терпеливее, он начал выламывать ее.
Пушистик сердито заворчал на захватчика. Джош медленно раскачал расщепленный кусок доски и отогнул его в сторону. Луч фонаря осветил небольшое круглое отверстие в грязной стене примерно в трех дюймах от пола.
– Нашел! – воскликнул Джош.
Он лег на живот и посветил фонариком внутрь. Свет проникал в отверстие сверху. Примерно в двух-трех футах от дыры лаз поворачивал налево и уходил дальше, за пределы видимого.
– Нора должна вести на поверхность! – Джош был возбужден, как ребенок в новогоднее утро.
В дыру свободно вошел его кулак. Земля не поддавалась, даже на этой глубине она была выжжена и утрамбована до плотности асфальта. Раскапывать ход стало бы немыслимо трудным делом, но рыть параллельно ему было бы легче.
Однако Джоша терзал один вопрос: стоит ли им в ближайшее время покидать подвал? Радиация за его стенами может очень быстро убить их. Одному богу известно, что творится наверху. Осмелятся ли они выяснить это?
Он услышал позади себя какой-то шум. Это были хрипы, точно больные легкие втягивали воздух.
– Джош? – Сван тоже услышала звуки, от которых остатки ее волос на затылке встали дыбом. Она ощутила: несколько секунд назад что-то двигалось в темноте.
Хатчинс повернулся и посветил на Сван. Она смотрела направо. И опять послышалось непонятное дребезжание. Джош повел фонариком в сторону и увидел такое, что ему почудилось, будто ледяная рука схватила его за горло.
Труп Поу-Поу вздрагивал. Это он издавал жуткие звуки.
«Старик все еще жив, – не веря своим глазам, подумал Джош. И тут же возразил: – Нет-нет! Он был мертв, когда я коснулся его! Мертв!»
Труп начал сгибаться. Медленно, по-прежнему держа руки вдоль тела, мертвый стал садиться. Голова его, дюйм за дюймом, словно какой-то механизм, поворачивалась к Джошу Хатчинсу, пустые глазницы уставились на свет. Сожженное лицо сморщилось,
Рот Поу-Поу с шипением раскрылся. Оттуда донеслось что-то вроде шелеста ветра или сухих тростников. Сначала это были почти неслышные звуки, слабые и далекие, потом они стали усиливаться, и послышалось:
– Сбе… ре… гите…
Глазницы глядели на свет фонаря, как будто в них еще были глаза.
– Сберегите, – повторил страшный голос.
Серые губы, казалось, напрягались, чтобы выговорить слова. Джош отпрянул, и тут рот проскрипел:
– Сбе… ре… гите… ди… тя…
Потом воздух вытек с тихим «у-у-ш». Глазницы трупа воспламенились. Джош застыл, завороженный, и услышал, как Сван испуганно охнула. Голова трупа превратилась в огненный шар, и пламя распространилось, охватив все тело колеблющимся красновато-голубым коконом. Волна плотного жара дохнула в лицо Джошу, и он поднял руку, чтобы прикрыть глаза. А когда убрал ее, то увидел, как труп растворяется в этом огненном саване. Мертвец сидел прямо, неподвижно, весь объятый пламенем.
Горение продолжалось еще секунд тридцать, потом огонь стал сникать, превращаясь в слабое мерцание. Последними догорели подошвы ботинок Поу-Поу.
Наконец затухла белая зола, сохранявшая форму сидящего человека.
Огонь погас. Зола рассыпалась. Не осталось ничего, кроме пепла, даже кости стали прахом. Он осыпался на пол. То, что было когда-то Поу-Поу, теперь уместилось бы на лопате.
Джош остолбенело смотрел. Пепел медленно опадал в луче света.
«Я, кажется, тронулся, – подумал он. – Все это меня доконало!»
Испуганная Сван, прикусив губу, еле сдерживала слезы.
«Я не заплачу, – твердила она себе. – Ни за что». Желание расплакаться исчезло, и ее взгляд сам нашел черного гиганта.
«Сберегите дитя» – так послышалось Джошу. Но Поу-Поу был уже мертв, рассудил он. Сохраните дитя. Сью Ванду. Сван. Что бы ни заставило губы мертвеца произнести эти слова, теперь оно исчезло. Остались только они, Джош и Сван.
Он верил в чудеса, но в чудеса библейские: например, что могло расступиться Красное море, а воду можно превратить в вино и накормить пятью хлебами тысячи людей. Однако до последнего момента считал, что век чудес давно миновал. Но может быть, маленьким чудом было уже то, что он попал в эту бакалейную лавочку, раздумывал он. И действительно – настоящее чудо, что они все еще живы. Впрочем, труп, который садится и говорит, тоже увидишь не каждый день.
Позади Джоша в земле копошился суслик. Борец решил, что зверек чует запах остатков пищи в банках. Может, эта сусличья нора – тоже маленькое чудо. Он не мог отвести застывший взгляд от кучки пепла. Голос, шелестевший как тростник, запомнился ему на всю оставшуюся жизнь, сколько бы ее ни выпало.
– Как ты? – спросил он Сван.
– Нормально, – едва слышно ответила она.
Джош кивнул. Если что-то недоступное его пониманию хотело, чтобы он сберег дитя, подумал он, то, черт побери, он сделает все, чего бы ему это ни стоило.