Лед и фраки
Шрифт:
— Но, сэр, государственный департамент, как и в прошлый раз, может иметь свое мнение по этому вопросу. Как и в прошлый…
— Свое мнение могут иметь только те, кто не состоит у меня на жаловании. Если вы снова сунетесь к чужим людям, то, конечно, опять провалите все дело. Узнайте в нашем иностранном отделе фамилии…
— Я вас вполне понял, сэр, — почтительно перебил секретарь.
Хармон ногтем прочистил широкую щель между большими желтыми зубами. Сплевывая досадное напоминание о завтраке, жестом отпустил секретаря. Вдогонку бросил:
— И скажите, чтобы в течение получаса никто не лез.
Он откинул голову на мягкую спинку глубокого кресла.
Через пять минут по придушенной тишине кабинета разносился тихий с присвистом храп антрацитового короля.
— Боже мой, опять этот уголь! Только и знают — нефть и уголь! Уголь и нефть! Люди положительно помешались на этих ископаемых. Право, Сюзи, жизнь наших отцов была интереснее. Дипломаты того времени рассуждали о высоких материях. А мы? Мы только и знаем, что возиться с углем и нефтью. Мы скоро почернеем от них. И ходим-то мы, как какие-то углекопы. Я думаю, что уважающий себя дипломат того времени просто упал бы в обморок, увидев, как я отправляюсь с официальной нотой государственней- шего значения в посольство его величества короля Великобритании, императора Индии, ты понимаешь, Сюзи, — И н- д и и! Это чего-нибудь да стоит ведь! Как я отправляюсь туда в светлом осеннем костюме с галстуком в красных полосах. Это я — советник государственного департамента Штатов! О боже! А прежде-то фраки, тугие как панцирь манишки. И обязательно краешек звезды из-за лацкана… Да, моя крошка, а теперь — серый пиджак! Это — костюм дипломата величайшей из великих держав… Сюзи, да ты уже спишь…
Советник натянул одеяло на самый подбородок и повернулся к стене.
5. Американский уголь
Четыре собаки издохли в упряжке. Три из них в упряжке Зарсена. Он был чертовски тяжел. Пришлось перепрячь к нему в сани по одной собаке из остальных саней.
Вылка ворчал. Собаки не могут выдержать такой гонки. Но Михайло на каждой остановке бросал ему несколько слов по-самоедски, от которых у Вылки жутко пробегали по спине морозные пупырышки. Он качал головой и каждый раз с недоверием задавал один и тот же вопрос:
— Думаес ты, пройдет такая дела?
— Небось, пройдет, только б нам не сговнять, — успокоительно хлопал его по спине Князев.
На остановках собаки лежали смирно и почти не дрались. Они были измучены. Получали половинную порцию.
Зарсен был мрачен и зол. Ему надоело почти круглые сутки без сна и отдыха сидеть, вцепившись в мечущиеся из стороны в сторону сани. Собаки рвали и бежали неровно.
Если бы не Вылка и не головная упряжка, Зарсену, вероятно, вообще не удалось бы заставить своих собак тянуть. Второй причиной скверного настроения было то, что он, свалившись с саней на острой заструге, разбил свою походную флягу. А это был единственный источник поддержания его сил в пути. Продовольствия для облегчения саней с собой почти не взяли, рассчитывая быстро добраться до стоянки дирижабля.
И последним, самым основательным источником неудовольствия Зарсена было исчезновение Зуля. С ним были связаны все надежды на реализацию планов, сделавшихся уже почти своими, такими близкими к осуществлению.
Не стало Зуля. Исчезло представление о возможности или невозможности использовать тот самый уголь и какой- то шпат, о которых только и говорили вокруг него геологи.
Напротив, Билькинс был бодр и весел. Он громко покрикивал на свою упряжку, отпуская ей такие тяжеловесные удары, что собаки с воем стремились вперед, угрожая целости постромок.
Иногда Билькинс даже напевал. Временное пленение Хансена не внушало ему больших опасений. Будущее представлялось ему в самом радужном свете. Он мысленно подсчитывал последствия совершенно неожиданно сделанных открытий. «Ископаемые должны будут окупить этой акуле Хармону затраты, сделанные на подводную экспедицию. Если и не удастся действительно добыть отсюда ни одной унции угля, то уж акций-то он по этому поводу выпустит на сумму, в десять раз превышающую все расходы по моей экспедиции, — думал Билькинс. — В общем мне, конечно, наплевать и на уголь, и на акции Хармона. Важно то, что это открывает возможность еще раз залезть в его мошну и организовать что-нибудь толковое. Ах, если бы быть так же уверенным в деньгах, как бывает почему-то уверен приятель Бэрд, я бы им показал, что такое Билькинс…. Впрочем, на этот раз мне не помогло и тринадцатое число… Хотя, впрочем, как считать. Ведь не каждый день американский флаг приобретает около полюса угольные копи…
Большевики? Ну, это пустяки. Наши как-нибудь утрясут. А в крайнем случае…»
Дальше Билькинс обычно не думал.
Собаки, скуля и тявкая, тянули четверо саней. От высунутых языков шел пар. Висящая у паха клочьями шерсть мокла от пота.
Как только собаки немного сдавали, Билькинс вытягивал вперед бич и весело кричал:
— Ну, ну, собаки! Еще немного, и вы получите по хорошей жирной порции акций в угольном обществе «Недоступность и компания».
Если эти слова долетали до Зарсена, тот мрачно отворачивался и, собрав обильно идущую от голода слюну, злобно плевал в быстро бегущий от саней, наслеженный полозьями снег.
6. Фраки германские
Советник Риппсгейм торопливо сунул за край жилетки упорно вылезавшую манишку. Расправив пониже спины короткие фалдочки фрака, шумно опустился на кресло с высокой готической спинкой. Откашлявшись, начал:
— Милостивые государи. Настоящее экстренное собрание совета нашего Воздушного Ллойда должно заслушать официальное подтверждение тех прекрасных известий, которые принесла в последние дни пресса. Наши самоотверженные воздухоплаватели достигли колоссальных успехов. Мало того, что ими достигнуты широты, еще никогда не посещенные воздушными судами, но в этих широтах ими открыта земля, могущая служить блестящей базой нашим воздушным кораблям, долженствующим обслуживать имеющую быть открытой, прекрасно запроектированную нашими лучшими специалистами основную трансатлантическую линию, долженствующую послужить базой…
Советник приостановился, чтобы найти ускользнувший от него конец непомерно растянувшейся фразы. Запутавшись в придаточных предложениях, он этого конца не нашел и, налившись от досады пунцовостью по румяным и без того щекам, начал новую:
— Но, кроме блестящей базы и колоссальных возможностей, нашими учеными сделано открытие пирамидальной важности — прошу вас, милостивые государи, сохранить спокойствие — на Земле Недоступности открыт гелий.
Риппсгейм снова приостановился и поднял руку. Как по команде, члены совета, широко открывая усатые и бритые рты, крикнули:
— Хип, хип! Ура! Ура! Ура!
Советник опустил руку.
— Я вижу ваш патриотический восторг. Наша страна получила газ, столь необходимый для процветания ее воздухоплавания. Но этого мало. На территории нашей базы открыты ископаемые. Они, конечно, составляют собственность страны, снарядившей экспедицию. Там найдены уголь и исландский шпат. Наше уважаемое общество не занимается эксплуатацией недр, но ничто не мешает нам создать специальную компанию для использования ископаемых богатств открытой нами земли. Такая компания могла бы дать значительные дополнительные средства для развития нашей основной работы…