Лёд
Шрифт:
Никола Тесла подошел к Кристине, проверил что-то в бумагах. Коричного цвета светени двигались в складках его пальто исключительно энергично. По-видимому, здесь, в Обсерватории, он откачивает тьмечь сколько пожелает.
Поцеловало измазанную чернилами ручку Кристины. Та представила седенького старичка: — Профессор Климент Руфинович Юркат. — Пожало его тоненькую ручонку. Профессор робко улыбнулся. Это был старый лютовчик; тьмечь подкрашивала его кожу жидкими синяками.
— Мне казалось, что вы сразу же возьметесь за эксперименты над лютами, — сказало я-оноТесле по-немецки. — И на людях.
Серб вонзил термометрический посох в землю, стянул белые перчатки и начал натирать кожу рук какой-то жирной мазью из алюминиевой баночки.
— Это тоже. Терпение, молодой человек. В складах наверху мы только-только начали устраиваться. Губернатор должен прислать мне сюда осужденных зимовников. Правда, видение такого рода экспериментов особого энтузиаста во мне не пробуждает. Охотнее всего…
— На себе, так. Сегодня написали, что Зимняя железная дорога должна быть запущена через шесть недель.
— Тотальные решения всегда будут лучше частичных решений; общие законы — всегда лучше законов исключительных. Если вы узнаете фундаментальные уравнения, из них всегда можно вывести частные описания. — Натянув перчатки, он приблизился к колодцу. Как раз извлекли ведро свежей породы. Доктор Тесла покопался в нем своей тростью и только потом разрешил выбросить ее в отвал. — Мне дали на выбор несколько мест, несколько домов. Как вы считаете, почему я остановился на этом?
Временами мне казалось, будто тьмечь перетекает здесь между людьми в самих словах, настолько очевиден ответ, когда вопрос уже задан.
— Здесь проходит Дорога Мамонтов.
— Прямо под нами. — Тесла стукнул тростью с термометром по полу. — Проток третьей степени по оценке геокриологов Победоносцева. Через каждый фут мы проверяем температуру, геологический состав, цвет льда и напряжение теслектрического тока. Докопаемся. И тогда…
— Вы подключите насосы тьмечи непосредственно к Дорогам Мамонтов.
На это Тесла сделал жест, не означающий ни «да», ни «нет».
— Здесь открывается больше возможностей. Но пока что мне бы не хотелось преувеличивать…
Землекопы сменились, новая пара спустилась вниз вместо уставших рабочих. Те, выбравшись на поверхность, схватились за бутылки, сделали по хорошему глотку. Пропотевшие сорочки парили.
— Они там не мерзнут?
— Это феномен сибирского льда. Вот спросите у профессора, это его парафия. Климент Руфинович! Как температура?
— Четыре и семь десятых, держится. — Старичок сунул блокнот под мышку, протер рукавом очки и указал огрызком карандаша на лестницу под стеной. — Сейчас спущусь для замера, посмотрим, изменилось ли что-нибудь. А что сказал Павел Павлович? — спросил он у Теслы.
— Полный отказ, он боится, что все завалится ему на голову.
Я-оновопросительно глянуло.
— Мы думали ускорить работы, используя небольшие заряды взрывчатки на скальных породах, — вздохнул серб. — Господин профессор говорит, что применял подобный метод в Якутске.
— Правда, не под возведенным домом, — признал профессор Юркат.
— А не было бы разумнее растопить грунт? — спросило я-оно.
Климент Руфинович усмехнулся под носом.
— Вот это и есть самый надежный способ завалить на себя все здание. Гораздо лете направить силу взрыва, чем огонь. Правда, все это неважно. Видите этот лед?
— Какой?
Старичок встал у системы блоков и указал на противоположную стенку колодца, аршинах в четырех от поверхности.
— Видите, как в этом разрезе через почву проходят жилы, столбы и целые стенки льда? Как меняется его цвет? Здесь, под песком и гравием мы имеем эти срезы илистых сланцев, а вон там — снова молочно-белая жила, что так светится — вот это и есть хрустальный, цветистый лед.
Он живенько прошел к насыпи и вернулся с приличных размеров куском глино-льда. Показал: на прямом боку, словно отрезанном от геометрически правильной фигуры, в мозаику складывались хрустальные звездочки, искрящиеся бутоны льда.
— Имеется лед и лед. Вы думаете, что здесь имеется в виду замерзшая вода? Так я мог бы показать вам такие места, где вода бьет гейзерами из обледеневшей земли при минус шестидесяти градусах. И опять же, когда пробиваешь фундаменты в вечной мерзлоте, то всегда ждешь, чтобы утечка замерзла, и только потом бьешь лед. В земле образуются новые течения, новые ледовые барьеры, сдерживающие сток воды; Лед сам себе формирует барьеры. Точно так же и здесь: при четырех градусах достаточно любой мелочи, чтобы открыть воде новый выход, и тогда мы имели бы настоящий колодец — залитый водой вплоть до точки замерзания. И нужно было бы пробивать заново.
— При минус четырех градусах?
— Ха! — завелся Климент Руфинович. — В тридцатых годах прошлого века Российско-Американская Компания заказала в Якутске исследования глубины залегания мерзлоты. Купец Шергин начал бить ствол во дворе собственного дома; он шел, как и мы, проверяя слои и измеряя температуру. После десяти с лишком аршин Компания перестала давать ему деньги, потому что никаких изменений не наблюдалось: все минус четыре и минус четыре. Только Шергин уперся рогом, платил из собственного кармана; чем глубже, тем дороже. Сорок, пятьдесят аршин. Шестьдесят. Семьдесят И все время — минус четыре. Бедняга обанкротился, но так ни до чего и не докопался.
— И на сколько же он опустился?
— Сто шестьдесят три аршина. И все так же было четыре градуса ниже ноля. Впрочем, если кто заедет в Якутск, может сам тот колодец осмотреть. — Профессор поднял кусок льда к свету. — Видите, это истинный философский камень, затвердевшая тайна. Во всяком месте, на каждой глубине, независимо от температуры на поверхности — четыре градуса ниже ноля. Работники в шахтах Сибирхожето по-настоящему живут в штольнях, ведь даже при самых страшных морозах у них температура не меняется: минус четыре.