Леденцовые туфельки
Шрифт:
Трюфели, по словам Янны, делать проще всего. Она говорит, что Анни это умела уже в четыре года, а теперь пора и Розетт попробовать, — и малышка с серьезным видом обваливает шарики трюфелей в порошке какао, рассыпанном на разделочной доске; личико все перемазано мягким шоколадом, глазенки сияют, как у енота...
Впервые я слышу, как Янна хохочет.
Ах, Янна! Вот она, твоя слабость!
Между тем я упражняюсь и в кое-каких собственных умениях. Слишком велик мой интерес к этому месту, так что и я стараюсь все делать хорошо и уже приложила немало усилий, чтобы своими чарами усилить притягательность нашей chocolaterie. Учитывая необычайную чувствительность Янны, действовать пришлось незаметно, но кукурузный початок, символ Синтеотля [35] ,
35
Синтеотль («бог кукурузы» или «толстый бог») — ацтекское божество, сын Тласольтеотль и муж Шочикецаль, почитался всеми народами Центральной Америки. Его мать, богиня Тласольтеотль, — одно из древнейших божеств, богиня земли и плодородия, владычица ночи; известна под многочисленными иными именами, в том числе под именем Госпожа Кровавая Луна. В годы засухи Тласольтеотль приносили в жертву мужчину — привязывали к столбу и метали в него дротики; его капающая кровь символизировала дождь.
Я отлично знаю, что предпочитает каждый из твоих покупателей, Вианн. Я легко могу это прочесть по цветам их ауры. И я знаю, что девушка из цветочного магазина вечно всего боится, а та женщина с маленькой собачкой во всем винит только себя, а молодой болтливый толстяк умрет, не дожив и до тридцати пяти, если немедленно не сбросит вес.
Такой уж у меня дар, знаете ли. Я могу узнать, что всем им необходимо. Могу сказать, чего они боятся, могу заставить их танцевать.
Если бы моя мать поступала как я, ей бы не пришлось так яростно бороться за то, чтобы выжить. Но она моей практической магии не доверяла, называла ее «захватнической» и вечно намекала на то, что подобное неправильное использование моих умений — это как минимум проявление эгоизма, а по большому счету — преступление, которое в итоге навлечет на нас обеих ужасные кары. «Вспомни кредо нашего Братства дельфинов, — говорила она мне. — Не вмешивайся, если не хочешь позабыть свой Путь».
Разумеется, это кредо было буквально омыто свойственными моей матери эмоциями, но я к тому времени уже почти создала свою Систему, про себя давно решив не только отказаться от Пути дельфина, но и стать такой, какой мне написано на роду: назойливой, вечно вмешивающейся в чужие дела и судьбы.
Вопрос только в том, с кого начать? С Янны или с Анни? С Лорана Пансона или с мадам Пино? Здесь столько различных жизней, и они так переплетены между собой! Причем у каждого свои тайны, свои мечты, свои амбиции и скрытые сомнения, свои черные мысли и полузабытые страсти, свои невысказанные желания. Столько жизней — бери не хочу, пробуй сколько угодно — и все для таких, как я!
Сегодня утром зашла та девушка из цветочного магазина и сказала шепотом:
— Ой, я видела вашу витрину! Это так красиво... я просто не могла не зайти и не сказать...
— Вас ведь Алиса зовут, верно? — спросила я.
Она кивнула, опасливо озираясь, точно зверек, попавший в незнакомую обстановку.
Алиса, как мы знаем, болезненно застенчива. Говорит еле слышно; распущенные волосы похожи на саван. Ее довольно красивые, слегка подведенные глаза испуганно выглядывают из-под густой высветленной челки, словно из норки, а руки и ноги нелепо торчат из голубенького платьица, явно некогда сшитого на девочку лет десяти.
Она обута в ботинки на толстенной платформе, которые выглядят слишком тяжелыми на тонких, как спички, ногах. Любимое лакомство Алисы — молочно-шоколадная помадка, но покупает она всегда плитку простого черного шоколада, потому что в нем «калорий в два раза меньше». И от нервного напряжения ее аура всегда отливает золотом.
— Что это так приятно пахнет? — спросила она, принюхиваясь.
— Янна шоколад готовит, — ответила я. — Трюфели.
— Готовит? Она сама умеет делать трюфели?
Я усадила Алису в старое кресло, которое отыскала в мусорном контейнере на улице Клиши и притащила сюда Кресло довольно потрепанное, но вполне удобное, и в ближайшие дни я намереваюсь и с ним, и с самим магазином кое-что сотворить.
— А вы попробуйте, — предложила я. — Хотя бы одну штучку. За счет магазина.
Глаза у нее заблестели.
— Знаете, мне не следовало бы...
— Хорошо, я разрежу трюфель пополам, и мы с вами его разделим, — сказала я, присаживаясь на подлокотник кресла.
Сидя так, мне ничего не стоило начертить ногтем символ соблазна — боб какао, а потом наблюдать за ее отражением в Дымящемся Зеркале, когда она, точно птенчик, принялась клевать трюфель.
Я хорошо знаю таких, как она. Я их немало встречала и раньше. Беспокойная девочка, вечно ей кажется, что она вела себя недостаточно хорошо, что не сумела быть такой, как все. Ее родители — хорошие люди, но слишком честолюбивы и требовательны; они ясно дали ей понять, что неудачи не приемлют, что и у них, и у их дочки все должно быть только самым лучшим. Однажды она пропускает обед. И испытывает странно приятное чувство — словно освобождается от тех страхов, что давили на нее тяжким грузом. Затем она пропускает завтрак; у нее слегка кружится голова, но она в восторге от нового, возбуждающего ощущения того, что может полностью себя контролировать. Она снова и снова проверяет себя и обнаруживает, что хочет это продолжать. Иногда она вознаграждает себя за хорошее поведение. И теперь вот вам пожалуйста — такая хорошая девочка, она всегда так старается! — в двадцать три года она все еще выглядит тринадцатилетней и по-прежнему считает себя недостаточно хорошей, чего-то там не достигшей, на что-то не способной...
Алиса доела свой трюфель и даже замычала от наслаждения.
И уж я постаралась, чтобы она видела, как я с удовольствием тоже съела один.
— Должно быть, здесь так трудно работать!
— Трудно? — удивилась я.
— Я хочу сказать, опасно. — Она слегка покраснела. — Я знаю, это звучит глупо, но мне так кажется. Целый день ведь приходится смотреть на шоколадки, возиться с ними... все время ощущая этот аромат... — Она отчасти даже перестала стесняться. — И как только вам это удается? Как вы удерживаетесь от того, чтобы с утра до вечера не есть шоколад?
Я усмехнулась.
— А почему вы думаете, что я его не ем?
— Вы такая худенькая! — сказала Алиса (на самом деле я легко могла бы отдать ей фунтов пятьдесят).
Я рассмеялась.
— Ах да, запретный плод! Куда более сильное искушение, чем все остальные. Вот, возьмите еще конфетку.
Но она только головой покачала.
— Шоколад, — сказала я. — Theobroma cacao, пища богов. Приготовляется из чистейших какао-бобов, смолотых вручную, с добавлением перца чили, корицы и небольшого количества сахара, чтобы смягчить естественную горечь. Именно так его готовили майя более двух тысяч лет назад. Они пили его во время религиозных обрядов, чтобы придать себе смелости. И давали его тому, кого собирались принести в жертву, незадолго до тех мгновений, когда сердце его будет вырвано из груди. А еще они употребляли шоколад во время оргий, которые длились часами.
Она смотрела на меня расширенными от ужаса глазами.
— Как видите, шоколад действительно может стать опасным, — улыбнулась я. — И лучше им не злоупотреблять.
Я все еще улыбалась, когда она вышла из магазина с коробкой, в которой лежали двенадцать трюфелей.
А пока — кое-что из другой моей жизни...
Франсуаза Лавери составила завещание. Похоже, я ошибалась насчет банковской камеры слежения — полицейские получили целую серию отличных фотографий, на которых был запечатлен мой последний визит в банк, и одна из бывших коллег Франсуазы узнала ее на этих снимках. Разумеется, дальнейшее расследование показало, что это никакая не Франсуаза и вся банковская история данной особы — фальшивка от начала и до конца. Результаты всего этого до некоторой степени предсказуемы. Довольно-таки плохой, крупнозернистый снимок подозреваемой особы уже был опубликован в вечерней газете, затем появилось сразу несколько редакционных статей, в которых высказывались предположения, что у преступницы могли быть куда более злокозненные мотивы для подобного обмана, чем простое желание обогатиться. Возможно даже, злорадствовала «Пари суар», это сексуальная хищница, которая охотится на юнцов.