Леди-призрак

Айриш Уильям

Берджесс наконец перестал бренчать и приблизился к нему.

— Найдите кого-нибудь, кто был бы близок вам, кто много значит для вас, — он сжал кулак и поднял его, словно давая клятву, — и я помогу ему всем, чем могу.

В первый раз за все время Хендерсон поднял взгляд, затем вновь опустил его. Он произнес всего лишь одно слово, без всякого воодушевления:

— Кто?

— Кто-нибудь, кто возьмется за это со страстью, с верой, с пылом. Кто сделает это не ради денег и не ради карьеры. Кто сделает это ради вас, потому что вы Скотт Хендерсон, и только поэтому. Потому что вы его друг, потому что он любит вас, потому что он скорее умрет сам, чем допустит, чтобы умерли вы. Кто не признает поражения, даже если

оно неминуемо. Кто не согласится, что слишком поздно, даже если будет слишком поздно. Вот какой человек вам нужен — ни больше ни меньше. Только такой человек сможет помочь вам. — Произнося эти слова, он положил руку на плечо Хендерсона, словно совершая обряд посвящения. — Я знаю, ваша девушка обладает всеми необходимыми качествами. Но она всего лишь девушка. У нее есть чувство, но нет опыта. Она сделает все, что можно, но этого недостаточно.

Мрачное выражение лица Хендерсона немного смягчилось, в первый раз с начала разговора. Он взглянул на детектива с признательностью, которая, конечно, относилась к девушке.

— Я так и думал, — пробормотал он.

— Здесь нужен мужчина. Кто-нибудь, кто хорошо разбирается в жизни. И кто относится к вам так же, как ваша девушка. У вас наверняка есть такой друг. У каждого в жизни найдется хоть один друг.

— Да, когда жизнь только начинается. И у меня были такие друзья, я думаю, как и у каждого. Но по мере того, как вы становитесь старше, друзья понемногу теряются. Особенно когда вы женитесь.

— Они не перестают быть вашими друзьями в том смысле, какой я имею в виду, — настаивал Берджесс. — И не важно, продолжаете вы поддерживать отношения или нет. Тот, кто был вашим другом, останется им навсегда.

— Есть один парень, с которым мы когда-то были как братья, — признался Хендерсон, — но это было давно…

— Для дружбы нет срока давности.

— И кроме того, сейчас его здесь нет. Когда мы виделись с ним в последний раз, он сказал мне, что на следующий день уезжает в Южную Америку. Он подписал контракт на пять лет с какой-то нефтяной компанией. — Хендерсон посмотрел на детектива, наклонив голову. — Несмотря на свою профессию, вы, пожалуй, сохранили кое-какие иллюзии, а? Ведь мне придется попросить его кое о чем, не так ли? Трудно надеяться на то, что человек вернется, проделав три тысячи миль и поставив под угрозу свое ближайшее будущее, чтобы прийти на помощь другу по первой же просьбе. Причем, заметьте, бывшему другу. Не забывайте, с годами люди становятся более толстокожими. Идеализм слезает, как шелуха. Тридцатидвухлетний мужчина для вас уже не такой близкий друг, каким был двадцатипятилетний парень, да и вы для него тоже.

Берджесс больше не возражал.

— Скажите мне лишь одну вещь. Он сделал бы это ради вас раньше?

— Раньше бы сделал.

— Если он сделал бы это когда-то, значит, сделает и сейчас. Я еще раз говорю вам: для настоящей преданности не существует срока давности. Если он не сделает этого сейчас, значит, не сделал бы и раньше.

— Но испытание слишком суровое. Вы поднимаете планку слишком высоко.

— Если для этого парня пятилетний контракт значит больше, чем жизнь друга, — возразил Берджесс, — значит, он вам вообще не друг. А если так, то он не тот человек, который вам нужен. Почему бы не дать ему шанс пройти эту проверку, а потом уже говорить, что он сделает, а что нет?

Он вытащил из кармана записную книжку, вырвал чистый лист и положил его на колено, упершись кончиком ботинка в стену.

«Телеграмма 29 22–20 сент.

Ночной тариф

Джону Ломбарду

Компания „Петролеа судамерикана“

Правление, Каракас, Венесуэла

Осужден

за убийство Марселлы после твоего отъезда единственный свидетель может оправдать меня если его найдут мой адвокат исчерпал свои возможности прошу тебя приехать больше обратиться не к кому шансов больше нет приговор будет исполнен третью неделю октября апелляция отклонена надеюсь твою помощь Скотт Хендерсон».

Глава 9

Восемнадцать дней до казни

Он еще сохранил загар, приобретенный в теплых широтах. Он приехал так быстро, что не успел расстаться с ним. Люди в наши дни путешествуют так стремительно, что насморк, подхваченный на Западном побережье, сопровождает их до Восточного, а трехдневного нарыва на шее хватает от Рио-де-Жанейро до Ла-Гуардиа-Филд.

Он казался примерно одних лет с Хендерсоном, с тем Скоттом Хендерсоном, который существовал раньше, пять или шесть месяцев назад, а не с нынешним, лицо которого превратилось в застывшую маску, для которого часы, проведенные в камере, превратились в годы.

На нем была еще та же одежда, что и в Южной Америке. Белоснежная панама смотрелась сейчас совсем не по сезону, и серый фланелевый костюм — слишком легким, да и был таковым для американской осени. Он замечательно бы смотрелся под палящим солнцем Венесуэлы.

Ломбард был среднего роста и при этом очень подвижным, абсолютно не стесненным в движениях. Он явно принадлежал к числу тех, кто всегда бежит за уходящим трамваем, даже если тот уже отошел на целый квартал, так как им не составляет труда догнать его. Костюм был новый, но не производил впечатление аккуратного. Усики не мешало бы слегка подстричь, а галстук казался давно не глаженным: концы закручивались в трубочку. В целом его легче представить себе во главе большого отряда работы или склонившимся над чертежной доской, чем танцующим с дамами где-нибудь на балу. Во всем его облике была какая-то основательность, если вообще можно доверять внешнему облику. Он был, как часто говорится в наши дни всеобщей классификации, настоящим мужчиной.

— Как он держится? — понизив голос, спросил Ломбард охранника, который вел его по коридору.

— Ничего. — Подразумевалось: «А чего вы ожидали?»

— Ничего, да? — Ломбард покачал головой и пробормотал: — Бедняга.

Охранник подошел к двери и уже отпирал ее.

Ломбард на секунду задержался, откашлялся, как бы желая смягчить свой голос, затем взглянул на уголок решетки. Ему все же удалось выдавить улыбку, он вошел в камеру и протянул руку так, словно они случайно встретились в холле отеля «Савой-Плаза».

— Рад тебя видеть, Хенди, старина, — медленно проговорил он. — Что ты тут делаешь, решил подшутить над нами?

От ожесточенности, с которой Хендерсон встретил детектива, не осталось и следа. Сразу было видно, что пришел его старый друг. Его нахмуренное лицо прояснилось. Он ответил дружеским тоном:

— Я теперь здесь живу. Как тебе нравится?

Они стояли не разнимая рук, словно это было выше их сил. Они продолжали так стоять, когда охранник уже запер дверь и ушел.

Этим рукопожатием они успели многое сказать, хотя и не вслух, но безошибочно понимая друг друга.

Хендерсон говорил с теплой признательностью:

— Ты пришел. Ты появился. Значит, все, что говорят о настоящей дружбе, — не полная ерунда.

И Ломбард отвечал ему горячим, ободряющим взглядом.

— Я с тобой. И будь я проклят, если им удастся это сделать.

Потом, в течение первых минут, они избегали говорить о главном. Они говорили обо всем, кроме того, о чем им хотелось. Ими овладела какая-то неловкость, неуверенность, как это часто бывает, когда одна-единственная тема оказывается слишком животрепещущей и прикосновение к ней болезненно, как к незатянувшейся, кровоточащей ране.