Леди-Солнце
Шрифт:
Сэр Манни спокойно сказал:
— Это последний жест со стороны защитников города, милорд. Жест отчаяния. Со стороны тех, кто храбро оборонялся и много претерпел.
— Уолтер, ты говоришь так, словно принял их сторону!
— Милорд знает, что это не так. Но я не могу, как и любой другой смертный, не отдавать дань их мужеству и не думать о муках, что они приняли. Многие бы на их месте давным-давно капитулировали. — Они бы сохранили мне немало денег, а себе — жизней, — сказал король.
— И заслужили бы ваше презрение, милорд.
Эдуард ничего не ответил.
— Итак… — начал король после недолгого молчания.
— Немного милосердия, милорд, никогда еще не мешало ни одному властителю, — сказал Манни. — Многие ставят сердобольность выше величия.
— Послушай, Уолтер, — раздраженно проговорил король, — долго ты будешь призывать к жалости в отношении тех, кто столько высосал из нашего королевства денег и всего прочего?
— Я буду призывать, — отвечал тот, — чтобы вы уняли вашу злость, милорд, и подумали о том, какое решение лучше и полезней для этого самого королевства.
Опять король замолчал.
— Хорошо, — сказал он потом. — Я не отдам приказа об уничтожении жителей.
На лице Манни отразилось удовлетворение.
— Но я велю другое, — снова заговорил король. — Ты, Уолтер, пойдешь на рыночную площадь города и узнаешь имена шестерых самых уважаемых граждан. Кто возглавлял все их сопротивление нам. И передашь мое повеление, чтобы немедленно явились ко мне с непокрытыми головами, босые, с веревками вокруг шеи. Они должны вручить мне ключи от города, и, когда это сделают, я велю их повесить на городской стене, чтобы все запомнили, как опасно и глупо сопротивляться мне. Иди, Уолтер!
Тот понял, что бесполезно продолжать разговор с королем на эту тему, и удалился. Хорошо и то, что Эдуард остановился всего на шести жертвах вместо всех жителей города. Сейчас он не может ни о чем думать, кроме как о тех потерях в деньгах, что понес, а потому дальнейший разговор ни к чему хорошему не приведет.
Сэр Манни в точности выполнил приказ короля и объявил во всеуслышание на рыночной площади об условиях сдачи города и наказании за строптивость. Упомянул и о том, какую кару король хотел назначить до этого.
Его слова вызвали в толпе волнение и ропот ужаса, но вскоре вперед вышел самый богатый торговец в городе Юстас де Сен-Пьер. К нему тотчас присоединился его сын.
— Отец, — сказал он, — если ты идешь, то и я с тобой!
Напрасно пытался тот отговорить юношу; пока он это делал, к ним подошли еще четверо жителей.
— Шесть человек, друзья, — сказал Юстас, — не такая большая цена, когда речь идет о целом городе. Если мы не принесем в жертву себя, английский король казнит всех без исключения. Я делаю это по доброй воле и умру с надеждой, что милосердный Господь простит мне мое самопожертвование ради блага ближних.
В толпе воцарилось молчание, и в этой скорбной тишине шестеро граждан, взяв ключи от города, направились к воротам в крепостной стене, возле которых их ожидал сэр Уолтер Манни.
Они уже выходили из города, когда раздались крики женщин, обращенные к Уолтеру:
— Господин, спасите наших
— Именно это я и хочу сделать, добрые женщины, — отвечал им тот.
Король Эдуард велел собрать как можно больше людей, которые присутствовали бы при вручении ему ключей от города. Он пожелал сделать из этого впечатляющее зрелище, которое надолго запомнилось бы всем. Поэтому был наскоро сооружен и покрыт богатой золотой материей трон, и король восседал на нем в блестящем дорогом одеянии.
Рядом с ним были королева, Черный Принц, придворные дамы из окружения Филиппы и Изабеллы.
Шестеро изможденных горожан, изнуренных голодом, являли собой резкую противоположность королевской семье, придворным и сытым стражникам.
Вошедшие пали на колени перед королем и передали ему ключи от города.
От лица всех шестерых заговорил Юстас де Сен-Пьер:
— Благородный король, мы здесь в полном вашем распоряжении и зависим от вашей воли и желания. И мы добровольно пришли во имя спасения остальных граждан нашего многострадального города, которые долгие месяцы жили в муках и терзаниях. Я прошу лишь об одном — проявить в этот день высокое благородство вашей натуры.
Полная тишина царила вокруг. Все молчали, глубоко тронутые словами и видом несчастных, чьи страдания были написаны на их лицах и придавали им гордый и достойный вид, несмотря на жалкое положение, в котором они пребывали. В эти минуты они выглядели величественнее самого короля, хотя были босы, в жалких одеждах и в волосах у них не сверкала золотая корона.
Эдуард, нахмурившись, смотрел на них, в голове у него билась мысль, съедавшая его уже давным-давно, — мысль о том, какие огромные затраты и потери понесли его армия и Англия за время осады этого упрямого города. Не только в деньгах. Вторжение шотландцев — правда, закончившееся пленением их короля — тоже результат длительного пребывания Эдуарда с его войском под стенами Кале.
Нет, он не простит их, и эти шестеро заплатят жизнью за его, Эдуарда, тяжкие дни и бессонные ночи.
— Взять их и отрубить головы! — вскричал он.
Сэр Манни негромко проговорил:
— Милорд, проявите сострадание и милосердие к этим людям, и вам воздастся сторицей.
— Помолчите, Уолтер, — процедил сквозь зубы король. — Иначе я поступить не могу. Пошли за палачом, — добавил он громче. — Тотчас же!..
И тут Филиппа поднялась с места и, подойдя к королю, опустилась перед ним на колени.
— Милорд, — сказала она прерывающимся от волнения голосом, — я приехала сюда к вам по бурному морю, подвергая опасности и себя, и нашу драгоценную дочь, и я жила здесь, в военном лагере, ни словом не упоминая о каких бы то ни было неудобствах и ничего не прося у вас. Но теперь я прошу: ради любви к Сыну нашей Пресвятой Девы и в доказательство вашего расположения ко мне помилуйте этих людей!
Король пристально смотрел на нее и не произносил ни слова. Увидев, как слезы текут по ее лицу, он почувствовал, что внутри у него что-то дрогнуло. Он ласково произнес: