Ледовый десант
Шрифт:
— Только ж ты… Не много ли берешь на себя?.. Смотри какой!..
Сердце Гната колотилось, словно перед боем. Знала бы Зина, как нелегко было решиться ее поцеловать! При хлопцах целоваться было не боязно. Целовал за них всех! А остался с глазу на глаз и оробел. Наверное, так сегодня чувствовал себя Леня Панин в первом своем бою, когда увидел пожар в танке.
Преодолев волнение, Гнат наконец сказал:
— Не сердись, Зина… — Поднял голову и уже смелее произнес: — Я вот вдруг представил, как ты выглядишь весной, когда цветет луг.
—
— Зачем ты так говоришь? Веснушки тебе к лицу, они как венок из цветов весенних.
— Правда? Не обманываешь? — встрепенулась Зина. — А я и в оккупации плела венки и все примеряла. Вокруг враги, а я плету венок. Горе тогда кажется как жуткий сон, а цветы — вот они, наяву! Ведь цветы росли до войны и потом будут расти… Ой! — вдруг вскрикнула Зина. — Кажется, тебя уже трижды звали твои танкисты.
— Вполне возможно. В танке мы все немного пооглохли. Да еще и ты сейчас со мною рядом…
Зина подула на красноватый шрам на щеке Гната, спросила:
— Не болит?
— Нет.
— И на шее ожог скоро заживет.
— Еще как заживет, — кивнул Гнат.
— Я вот смотрю на сад и клуню, где стоят танки. Сколько там людей уже собралось! Как они все рады! Мы ведь так долго вас ждали! Многих наших девчат немцы успели отправить на каторгу в Германию… О! Да что это с ними? Почему-то все бегут от танков? — Зина испуганно глянула на Тернистого. — И мама сюда бежит с узелком…
— Товарищ капитан! — послышался тревожный голос Панина. — Я только что принял радиограмму от командира объединенного отряда! В нашу сторону идут двенадцать вражеских танков — пять «тигров» и семь «пантер»!
— Ну вот, Зина, и кончился у нас перерыв между двумя боями-уроками, — грустно сказал Тернистый. — Беги спрячься где-нибудь в погребе. А после боя…
— Так у тебя же всего три танка, а у них двенадцать! — испуганно воскликнула Зина.
— У нас есть еще и противотанковая артиллерия. И потом — мы в засаде, начнем первыми бой. Беги, Зина! Мне пора в машину.
— Я тебя буду ждать… Приду сюда, на свой лужок, к озерку… Только не гори больше, Гнат!
— Хорошо. Не буду.
Тернистый смотрел вслед Зине, побежавшей навстречу своей матери, и думал: «Как это просто! Взяли вот и договорились о свидании на лугу, возле озерца. Словно в мирные дни…»
10
— Зина… — прошептал пересохшими губами Гнат, все еще глядя вслед девушке.
Он прислонился спиной к верхним тракам гусеницы. «Ну что скажешь? — погладил Гнат шершавые вмятины на броне танка. — Вон сколько у тебя ран! Не сосчитать. Держись, друг, и сегодня! На тебя ведь будут смотреть люди из села и с ними Зина! Выдержим! А после боя она снова придет к озерку, как и договорились. Если бы все это случилось…»
— Товарищ капитан! — обратился Сидоров уже в третий раз к Тернистому. — Сейчас у немцев двенадцать машин. А потом
— Потом могут появиться еще, — отозвался Нечитайло.
— Если, конечно, доживем до «потом», — хмуро произнес Панин.
— Не паникуй, сынок, — успокоил радиста-пулеметчика Барабаш.
— У орудия буду я, — сказал Тернистый Барабашу.
— Воля ваша, товарищ капитан, — пожал плечами наводчик. — На нашем счету было уже немало «тигров». Война на этом лугу не кончится. А эти зверюки — чтоб они подохли! Бьем, бьем их, а они снова появляются у Гитлера.
— Верно, — кивнул Гнат. — Появляются. Заводов в Европе хватает. Вот и клепает немец «пантеры», «тигры», «фердинанды».
— Да, — грустно покачал головой Барабаш. — Выходит, еще сильный этот пес — Гитлер…
— Танки! — раздался голос Панина.
— Занять всем свои места! — приказал Гнат.
Танкисты быстро забрались в «КВ».
Тернистый припал к телескопическому прицелу, начал наводить ствол орудия на цель. Это был «королевский тигр» — семидесятитонное чудовище с лобовой броней 20 сантиметров. За этот бронированный панцирь немецкие солдаты прозвали танк еще и «черепахой».
Сегодня у Гната был своеобразный юбилей. С «королевскими тиграми» он уже встречался в весеннее равноденствие полгода назад. Но тогда… Тогда старший лейтенант Тернистый чуть не заплакал, как ребенок, которому не дали желанную игрушку.
…Была вторая половина марта сорок третьего года. Советские войска вынуждены были оставить Харьков.
На станцию Томаривка, что находится на железной дороге Готня — Белгород, прибыл эшелон с двенадцатью новыми немецкими танками. Одиннадцать уже утром двинулись на боевые позиции против гвардейской бригады подполковника Майборского. Двигатель двенадцатой машины вышел из строя, и ее оставили на ремонт возле дома стрелочника.
Случилось неимоверное! Вражеские танки необычной конфигурации, с длинными орудийными стволами открыли огонь с большого расстояния и за каких то двадцать минут подбили тринадцать «тридцатьчетверок». Это означало, что новые машины гитлеровцев вооружены мощными орудиями. Советские танки никогда с такой большой дистанции не стреляли — снаряды не достигали цели, а если и достигали, поразить ее не могли.
Командование забеспокоилось. Немецкие «тигры» на фронте уже встречались под Сталинградом, в группировке генерал-фельдмаршала Манштейна «Дон». Но такого зверя танкисты еще не видели.
Майборский дал приказ Тернистому, чтобы он с тремя машинами подкрался как можно ближе к новым танкам врага и испытал мощь их лобовой брони.
Три «Т-34» направились к железнодорожной насыпи, где находились позиции немцев. Метров за триста от нее остановились. Тернистый подал команду: «Бронебойным! Заряжай!»
Сделали один за другим четыре выстрела. Все снаряды попали в цель. И никаких результатов. С брони «королевского тигра» летели лишь искры. Снаряды не могли ее пробить.
Снова прямое попадание. И опять одни лишь искры.