Ледяная дева (Сказочник)
Шрифт:
— Ну, конечно же, а как же иначе! — пролепетала Ангелина Петровна, все еще не понимая, куда клонит гость.
— И посему никакого блуда, пакости никакой не дозволю! Не войдет дочь моя в дом, где не почитаются заповеди Божьи! — вдруг озлясь, вскричал собеседник.
— Батюшка! Господь с тобой! — побелела Толкушина. — Не пойму, о чем ты. Неужто Гриша? Да не мог он, молод, юн. Напраслину возводишь, сударь!
— Нет, Ангелина Петровна! Ты либо или глупа, прости господи, и слепа, как крот, или взаправду ангелам подобна
— Что о Тимофее? — едва промолвила Ангелина Петровна.
— Вижу я, сударыня, что ты и впрямь ничего не ведаешь. Под носом своим не видишь, что муж твой самый что ни на есть греховодник. Открыто живет с полюбовницей из театра, и все об этом знают, кроме тебя! Слава богу, и мы с женой теперь знаем, и дочь наша тоже. Поэтому не обессудь, матушка, но сына твоего в нашем доме более видеть не желаем. И нашей дочери он отныне не жених! Не можем мы породниться с бесстыжим греховодником и отдать девочку в семью, где не почитают Господа нашего и открыто попирают заповеди его!
Ангелина Петровна слушала гостя, и в голове ее вдруг наступила полная ясность. Как будто нашлась частичка мозаики, которая до этого затерялась, и картинка не складывалась. Теперь все сложилось, и все нашло свое объяснение.
— Да ты побледнела, голубушка! — Гость с сочувствием посмотрел на Толкушину. Ее истинное горе и подлинное неведенье поразили его. — Может, людей позвать, да за доктором послать?
— Да нет уж, доктор мне не поможет, — едва ответила Ангелина Петровна. — Помилуйте, пощадите Гришу, ведь он не виноват! Ведь он любит вашу дочь! Богом клянусь, жизнью своей, что он будет ей верным мужем! — выдавила из себя несчастная мать.
— Э, милая! Не зарекайся! Как говорится, яблоко от яблоньки… Впрочем, толковать мне больше не о чем. Прощайте!
Гость быстрыми шагами направился к двери. Хозяйка смотрела ему вслед, как приговоренный к казни, который узнал приговор. Дойдя до двери, несостоявшийся свояк с чувством произнес:
— Прости, Христа ради, — и с силой закрыл за собой дверь.
Глава 9
Когда снова скрипнула дверь, Ангелина Петровна решила, что гость вернулся, и, вся сжавшись, устремила взор на дверь. Но на пороге стоял муж.
— Ты что так рано вернулся? Забыл что? — стараясь быть спокойной, произнесла Толкушина.
— Как это рано вернулся? — изумился Тимофей Григорьевич. — Да за окном уже темно, вечер.
— Вечер? — протянула супруга глухим голосом. — А мне показалось, что еще день.
— Ты что, мать, не заболела ли? Нет ли у тебя жару да лихорадки?
Супруг подошел к жене и потрогал лоб. Она быстрым движением поймала его руку и прижала к себе.
— Больна я, больна, Тимоша. Вся душа разрывается, горит, силы нет терпеть!
— Так я за доктором пошлю, — искренне
— Нет, нет, Тимошенька! — Ангелина приникла к его руке. — Мне доктора не надо. Ты мой доктор. Одно твое слово, и я спасена. Ведь ты скажешь мне правду?
Она жалобно заглянула в его глаза. У Толкушина замерло сердце. Пробил час расплаты!
— Ведь это все злые наветы, сплетни, ведь нет ничего, правда, Тимошенька, ведь нет никакой женщины из театра в твоей жизни? Ведь нет? — голос Ангелины звенел, и в нем слышалось отчаяние и надвигающаяся буря домашней истерики.
Супруг мягко высвободил ладонь, немного помолчал, набрался духу и произнес:
— Да нет, Ангелина, не хочу терзать тебя обманом, да и себя тоже. Все правда!
— А! — Жена вскинулась, как будто ей всадили нож в грудь. — Правда! Значит, конец! Господи! За что? За что? За то, что я так неистово тебя любила? Жизнь свою, свою молодость тебе отдала? Себя под ноги бросила вам всем, как кусок мяса собакам, тебе, твоей матери! И теперь поди прочь, точно старая животина или ненужная ветошь, хлам!
— Тихо, тихо, Геля! — Тимофей попытался ее приобнять и успокоить. — Что ты, ей-богу, и впрямь, как будто конец света. И вовсе это не конец жизни. И никто тебя никуда не гонит. Живи себе как живешь. Только без меня!
— А без тебя-то мне и не жизнь, Тимоша! Ведь моя жизнь — это ты да Гриша!
— Да что же делать-то, коли не люблю я тебя больше? — зарычал Тимофей, у которого совсем не было никакого терпенья и мягкости, чтобы утешать жену. — Что же мне делать-то? Через силу жить с тобой я более не хочу. Полюбилась мне другая. Всего меня себе забрала, ничегошеньки не оставила. Прости, прости меня!
Он неуклюже повалился на колени перед нею. Ангелина некстати вспомнила медведя в цирке шапито, тот тоже так же пытался встать на коленки перед дрессировщиком, да завалился на бок под хохот публики.
— Прости, милая, прости. Родная! И отпусти. Отпусти меня, Христа ради! Дай уйти!
— Нет! Нет, никогда! Не позволю позора! Не дам имя свое марать! Чтобы надо мной полгорода насмехалось! Нет! Никогда, никогда не дам я тебе развода! Ты мой муж! Ты со мной перед Богом венчался! Ты отец, у тебя взрослый сын!
И тут она осеклась и вся аж затряслась.
— Ведь Грише-то отказали! Отказали из-за твоего греха, твоего позора!
— Полно, дело молодое, перемелется! — хотел отмахнуться Тимофей Григорьевич, кряхтя подымаясь с колен. Но жена вскочила и вцепилась в отвороты его сюртука.
— Нет, нет, Тимофей, они напрочь нам отказали! Нет теперь у нашего сыночка любимой невесты! Вон нас выставили, да еще с позором! И это твой позор, Тимоша! Стыдно-то как! Ах, как стыдно!
— Господи! Да что же ты как кошка вцепилась в меня! Порвешь! — он с трудом отдирал от себя побелевшие от напряжения пальцы жены.