Ледяная Кровь
Шрифт:
— Я хочу, чтобы ты признал ценность тепла. И Огнекровных.
Удары прекратились. Он встретился со мной взглядом. — Я признаю. Некоторые из лучших орудий куются на Огненных Островах. Здесь нет ничего, что сравнивалось бы с красотой мечей Огнекровных.
Мой желудок сделал своеобразный провал. Я не мог найти слов, поэтому кивнул.
— Он слишком остыл. Вернемся в угли, — сказал он, и мы повторили процесс огня, сильфона, ожидая правильного цвета, и вернулись на наковальню, чтобы он мог работать на металле.
— Я могла бы сама нагреть
— Нет, — ответил Аркус, глядя на меня. — Только когда у тебя будет больше контроля. Мне не хочется даже думать, что ты можешь сделать в комнате с таким количеством тепла.
— Твоя уверенность, в меня вдохновляет, — сказала я, закатив глаза.
— Говоря о твоей непоколебимой уверенности, — сказал он, прищурившись, осматривая скос меча, — ты и не знала, насколько велика твоя сила пока Брат Тисл не начал обучать тебя? Поскольку ты не росла с другими Огнекровными, мне любопытно, как много ты знаешь о своем даре и о своем народе.
— Большую часть из того, что я знаю, рассказывала мне бабушка. Она много путешествовала, знала историю, и приносила мне книги, некоторые из них были написаны учеными Огненной Крови. Ты не найдешь таких в библиотеках Ледокровных.
— Напротив, в аббатстве много таких книг. Но в целом ты права. И я полагаю, ты ответила на мой следующий вопрос: как ты научились читать.
— Да, моя мама и бабушка обучали меня. Но бабушка была единственная, кто действительно бросала мне вызов, чтобы я выучивала новые слова, запоминала известные отрывки из прозы и стихов, расширяла свое мышление.
Он опустил молоток и пристально посмотрел на меня, и я неловко поерзала.
— Перестань так смотреть на меня, — пожаловалась я.
— Как? — Спросил он, кивнув в очаг. — Больше тепла.
Я снова держала клинок над углями. Шальная искра приземлилась на его руку. Она мгновенно зашипела, но Аркус отскочил назад. Он втянул в себя воздух весь, дрожа, и отнял у меня щипцы, возвращая меч в наковальню, как, будто ничего не случилось.
— Теперь ты можешь идти, — сказал он хладнокровно.
— О, я могу? Ну, спасибо, мой господин, — сказала я с сарказмом. — И для справки, я уже знаю, как ты относишься к огню, поэтому тебе не обязательно злиться, из-за того что я стала свидетелем одной из твоих слабостей. Знаешь, они у нас у всех есть.
Он обернулся, чтобы посмотреть на меня, его лицо было совершенно непроницаемым. Я напряглась, ожидая язвительного ответа, но он что-то пробормотал и отвернулся.
Я оставила кузницу и направилась к кухне, чтобы помочь Брату Пилу приготовить обед, все еще озадаченная его прощальным замечанием. Должно быть, я ослышалась. Это почти звучало так, как, если бы он сказал, я боюсь, что ты станешь одним из моих.
***
С помощью уроков с Братом Тислом я тренировала свой разум, и стала ощущать расположения Ледокровный
После наших уроков, если погода была хорошая, мы находили место под одним из фруктовых деревьев и перекусывали свежим хлебом, сыром и хрустящими яблоками, комплимент от Брата Пила. В промежутках между укусами я задавала Аркусу вопросы, на которые он каким-то образом все равно умудрялся не отвечать. Его детство оставалось загадкой, кроме его коротких рассказов о няне, которая на удивление была похожа на мою бабушку. Он с охотностью делился боевыми приёмами, но если я спрашивала, кто его обучал этому, и использовал ли он в бою против кого-нибудь эти приёмы, он вдруг вспоминал, что обещал помочь Сестре Клове вымыть конюшни или что Брат Тисл просил помочь ему, расшифровать старые письмена из какой-то древней книги в библиотеке. Не было более верного способа избавить себя от компании Аркуса, чем задать ему личный вопрос.
Я чувствовала, что между нами что-то изменилось, но я не знала, почувствовалось ли это мне одной. Как только мы исчерпали дискуссии по поводу моих уроков, мы перешли на другие темы. Я начала открываться ему, рассказывая о том, о чем я не думала, что когда-нибудь поделюсь, особенно с Ледокровным. Истории из моего детства, как я чувствовала себя, когда узнала, что моя бабушка умерла, и как винила себя в том что она умерла в одиночестве в своих путешествиях, моя тайная зависть к темпераменту моей матери и мое глубокое желание вписаться куда-нибудь.
Он никогда не предлагал сочувствия, которое я бы все равно отвергла, но он внимательно слушал и задавал вопросы, вытаскивая из меня вещи, которые иногда удивляли меня. И вот однажды я рассказала ему о том дне, когда пришли солдаты, и мой голос сломался, я забыла с кем говорю позволив себе потеряться в страхе и ужасе того дня. Когда я вытерла глаза и посмотрела на него, он взирал на меня с такой глубокой яростью, что я отшатнулась назад.
— Теперь я знаю, почему ты нас так ненавидишь.
Я моргнула в замешательстве. — Я не ненавижу тебя.
— Ну, может быть, тебе стоило.
Мое сознание мчалось с возможными ответами, но ни один из них не казался правильным, либо раскрывал слишком много их того что я чувствовала, либо казался недостаточно искренним вследствие его сильных эмоций.
— Я чувствую себя здесь в безопасности, — наконец сказала я.
Он сглотнул и резко встал. — Ты достигла максимума во владение мечом. Теперь сосредоточься на своих занятиях с Братом Тислом.