Ледяной плен
Шрифт:
– Ну, она и здоровая, - восхищенно прошептал Юрик, когда они с Лерой спрятались за поставленными друг на друга ящиками, на каждом из которых стояла таинственная маркировка «12,7 мм». – Говорят, там внутри целый город.
– Папа рассказывал, - не отрываясь от погрузки, продолжал Юрик. – Что когда у Лобачевых старший сын чуть квартиру не спалил, капитан его на борт с завязанными глазами отвел и где-то там оставил. Пацан повязку-то снял, да вот выход почти шесть часов найти пытался. Когда его вытащили, колотился весь. Месяц потом из дому носа не казал.
–
– Пошли, посмотрим поближе.
Прежде чем девушка успела испуганно шикнуть, Юрик, прячась за ящиками и массивным инвентарем стал пробираться к лодке.
– Смотри, а это что? Рыба?! – продолжал комментировать парнишка, когда Лера пристроилась рядом с ним в новом укрытии. – Михеича опять на рыбалку отпустили, что ли? Его же после того, как он последние сети утопил, отстранили.
– Новые сплел, - предположила Лера.
– С ума сошла? Из чего? Из потрохов поркана?
Девушка пожала плечами. Ее внимание привлек Ганс, который стоял неподалеку и беседовал с одним из членов своей команды. Доносящиеся до места, где прятались юные наблюдатели обрывки фраз, заставили Леру осторожно подобраться поближе.
– Слишком медленно, - тихим голосом внушал Гансу плечистый мужик средних лет с усами-подковой.
– Не суетись, Хольм. Люди и так спешат, как могут, - шмыгнул носом стоящий спиной к Лере Ганс и поправил очки.
– А еще меня одноглазый здешний напрягает, - не сдавался Хольм. – Ну, этот, с которым вы на поверхность ходили. Бродит везде, разнюхивает чего-то.
– Успокойся. Обыкновенный спивающийся алкаш. В метро, что ли на таких не насмотрелся? Видишь, какое к нему отношение: «Не пыли Батон», «Опять ты со своими побасенками». Ничего опасного. Однажды с поверхности не вернется, так никто и не вспомнит.
– Все равно я до отплытия с него глаз не спущу, - упрямо ответил Хольм.
– Как знаешь. Главное помни – на нас возложена Великая миссия. Мы не имеем права ее провалить, - голос Ганса стал жестче. – Операция «Очищение» спланирована в три фазы. Первая успешно завершена, теперь сосредоточимся на второй.
– Согласен, - Хольм посмотрел на суетящихся вокруг лодки людей. – Но все равно, хотелось бы побыстрее.
– Терпение мой друг. Терпение.
Хольм ответил короткой фразой на угловатом, незнакомом затаившей дыхание Лере языке.
* * *
– Войдите, - раздался изнутри прокуренный голос Лобачева, едва Лера опустила кулак.
– Здравствуйте, Юрий Борисович, - прикрыв дверь, поздоровалась девушка.
– Здорово Валерия, - Лобачев оторвался от мореходных карт, в изобилии разложенных на столе. – С чем пожаловала? Как Ерофеич?
– Спасибо, ничего. Я к вам… то есть, - растерянно забормотала Лера, мгновенно позабывшая все заранее отрепетированные фразы.
– Да ты садись.
– Понимаете, я… - бормотала Лера, изучая носки стоптанных ботинок и мысленно ругая себя за глупость. Стоило приходить!
– Да ты не тушуйся. Говори как есть, - подбодрил капитан и поднялся из-за стола. – Чаю хочешь?
–
Огорошенный вопросом Лобачев так и застыл, не донеся жестянку с грибной заваркой до кружки.
– Куда?
– искренне удивился он.
– В Антарктиду.
– А тебе-то зачем? – оправился от первого потрясения Лобачев и сыпнул заварки в кружку. – У тебя ж свадьба скоро, совсем другие заботы начнутся.
– Мне нужно… понимаете, - опять сбилась растерявшаяся под внимательным взглядом капитана девушка. – Родители…
– Ах, это, - вздохнул Лобачев и, придвинув стул, сел рядом с Лерой. – Я же тебе рассказывал. К моменту войны, там находилось двадцать четыре исследовательских базы. Включая нашу. Стреляли по ним, нет – если бы там кто-то выжил, за двадцать лет они смогли бы найти способ выйти на связь. Двадцать, Лера. Ты за это время выросла и свою семью создаешь. Это же пропасть.
– Понимаю, - пробормотала девушка и всхлипнула.
– Не ты одна с этим живешь, уж поверь. У меня тоже родители там остались, в Калининграде. Я тогда в автономке был, - голос Лобачева изменился, и Лера посмотрела на капитана, который невидящим взглядом смотрел куда-то перед собой. Шерстяной свитер мешком сидел на ссутулившейся фигуре человека, который всегда в глазах маленькой Леры был героем. Сейчас это был обычный, уставший от постоянного напряжения человек. – Знаешь, что для моряка самое страшное? Это когда некуда возвращаться. Зовешь, зовешь кого-то, на всех частотах. Первой, второй, третьей… А в ответ только шипение. До сих пор кровь стынет, как вспомню голоса моряков, которые во сне мамку звали. Потом со всех сторон налетело: «В Англию!», «Америку!», «Севастополь!», «Хоть куда-нибудь!». К черту на рога. Я тогда команду еле от бунта удержал. Все с ума посходили. Рвали друг друга как кобели из-за сучки.
Лера, молча, слушала эту неожиданную, страшную исповедь.
– Отпусти ты их, дочка, - поднял голову Лобачев, и девушка различила в уголках его тускнеющих глаз бусинки слез. – Там они все остались. За чертой.
– Неужели, нет надежды.
– В мире уже давно ничего нет.
– Ой, Лерусик, привет! – в квартиру зашла жена Лобачева, сжимающая ручонку младшего сынишки. – Я за Володей в садик ходила. Юра, ну а ты расселся. Хоть бы чаем ребенка напоил!
– Спасибо, Вера Михайловна, - Лера быстро встала и направилась к двери. – Мне уже идти пора, деда просил не задерживаться.
– Ну ладно. Передавай ему привет, пусть тоже заходит. А то забыл совсем.
– Обязательно передам. До свидания.
Перед тем, как Лера закрыла за собой дверь, до нее донесся тихий голос Лобачева.
– За чертой.
* * *
Ночью накануне отплытия Лера лежала на кровати, с нетерпением выжидая, когда дед, наконец, уснет.
Прислушавшись к себе, она еще раз убедилась, что решение приняла твердо. Несмотря на разговор с Лобачевым, извечный юношеский максимализм приказывал упрямо стоять на своем.