Ледяной плен
Шрифт:
Алый диск солнца закатывался за горизонт и по остывающей земле извивающимися пальцами медленно поползли первые тени. С интересом оглядывая незнакомую местность, Лера заметила переливающуюся голубоватым свечением лужайку цветов, которая примыкала к плотной стене травы, из зарослей которой доносились вопли невидимой приманки.
– Вы мне отсюда цветок принесли?
– Ага, - Батон ухмыльнулся, с наслаждением почесывая запревший под противогазом ежик волос. – Не завял еще?
– Пока стоит. Спасибо. Мне такого никто никогда
– На здоровье. А что жених? Не балует?
Девушка не ответила.
– Проехали. Ты чего грызешь-то? – спросил Батон, когда Лера достала из своего рюкзака маленький мешочек и захрустела сморщенными белыми палочками.
– Грибов насушила, хотите? – спохватилась девушка и протянула соседу мешочек.
– Не-е, у меня своя пайка, - отмахнулся тот и, стал расшнуровывать рюкзак. – Сколько лет прошло, мир разрушили, а вам молодежи все бы чем-то хрустеть.
– Это плохо? – растерялась Лера.
– Нет, - улыбнулся дядя Миша. – Вы видимо это друг другу по генокоду передаете. Была до войны штука такая, чипсы называлась. Ее из сушеного картофеля делали… Ну, помнишь пару недель назад на плантации три кило клубней вырастили, мячики такие… Во-во! Димка мой тоже эту отраву шибко любил. Накупит себе «лейсов» и хрустит в своей комнате как хомяк, да «колой» заливает. И добавки были разные – с луком, беконом, сыром. А как что в них намешано читать начнешь, так таблицу Менделеева зараз и выучишь.
– А почему вы в пекарне просите, чтобы хлеб был всегда такой формы? – спросила Лера, когда Батон достал из рюкзака чистую тряпицу, в которую было аккуратно завернуто нечто, напоминавшее батон булки, только черного цвета.
– Ностальгия. Столичный нарезной, - разломив выпечку пополам смачно зачавкал Батон. – Двадцать семь, сорок копеек. Перед войной подорожал, правда. Сейчас-то это все не то, суррогаты. Помню, у нас в соседнем районе пекарня была, там же и продавали. Так пока дойдешь, от одного запаха с ума сойти было можно. А хлеб-то, какой! Кирпич дарницкого в руках сожмешь, а он распрямляется. Медленно-медленно. А если на него сверху маслица, да килечки. Или под Новый год хрустящей икоркой присыпать, м-м-м!
Грызущая гриб Лера улыбнулась, наблюдая, как дядя Миша даже зажмурился от воспоминаний. Вкус у местного печива был не ах, да и откуда ему взяться у кислого теста, замешанного на грибах и щепотке водянистых злаков неопределенного сорта. И то это делалось лишь для того, чтобы хоть как-то раскрасить безликий вкус синтезированного белка.
– Эрмитаж, однозначно! – кивнул сталкер, снова с аппетитом вгрызаясь в пористую сдобу. – Я даже как-то этикетку из булочной на окраине Калининграда стибрил, чтобы у ваших, на кухне там все по чести вышло. Тебе смешно, а для советского человека мелочь, а приятно.
Лера за это и любила дядю Мишу. За странные и замысловатые словечки, за умение вкусно рассказывать. С ним всегда было интересно.
– Вас поэтому Батоном прозвали?..
–
– Я ничего не слышу, - через несколько мгновений проведенных в тягучей вечерней тишине все-таки решилась прошептать Лера.
– То-то и оно. Подранок наш замолчал чего-то, - отложив еду, Батон приник к прицелу винтовки.
Кинув недоеденный гриб в мешочек, Лера поспешно спрятала его в рюкзаке.
– Что он там, дуба дал что ли? – бормотал не отрывающийся от окуляра Батон, медленно поводя стволом СВД. – Я ж только ноги подрезал.
– Видите его?
– Не-а. Трава высоченная. Или сбежал? В старину волки, пойманные в капкан, даже лапы себе отгрызали, так жить хотелось. Но мы бы услышали тогда. Слушай, ты посиди, я на разведку схожу.
– Я боюсь! Можно с вами?
– Держи, - сталкер сунул остатки хлеба в рюкзак и протянул испуганной девушке старенький «макаров». – Стрелять умеешь?
– Нет, конечно.
– Держать вот так, жать сюда. Проще пареной репы.
– Я боюсь…
– Что я, тебя пулять в кого заставляю. В случае чего дашь одиночный. Только в окно стреляй. Я быстро, - сталкер напялил противогаз и, перехватив винтовку, быстро застучал сапогами, спускаясь по лестнице.
Оставшись одна, брошенная Лера испуганным зверьком вжалась в стену, прижимая к груди пистолет. Вскоре она услышала, как внизу скрипнула дверь.
Ступив на влажную землю, Батон скинул винтовку с плеча и медленно пошел к тому месту, где был оставлен подранок, фалдами плаща стряхивая на землю пыльцу с мерцающих бутонов цветов. Вокруг стояла мертвая тишина. Лишь изредка чавкала упруго проминающаяся под подошвами земля. Через несколько метров, раздвинув стволом винтовки высокие побеги, Батон вступил в заросли травы.
От лежащего посреди полянки поркана осталась только задняя часть туловища. Встав на одно колено, сталкер оглядел нетронутую ловушку и тихо выматерился. Неведомый противник оказался хитрее.
– Объегорила, тварь.
Кольнуло неприятное ощущение, что теперь он не охотник, а дичь. В стороне зашуршала трава и в алеющее небо с испуганным клекотом брызнула стайка какой-то крылатой нечисти.
И вдруг он услышал.
Где-то неподалеку заплакал ребенок. Тоненько, с жалобными всхлипами. Жуткий, леденящий кровь звук, которому давно не было места в этом чистилище.
Оставшаяся в маяке Лера почувствовала, как спину лизнул неприятный холодок. Такой плач она слышала в бункере у соседей за стенкой.
– Хозяйка пожаловала, - Батон медленно встал, не спуская глаз с неподвижной травы. Знать бы, куда стрелять…
Не вяжущийся с ситуацией плач пугал и мешал охотнику сосредоточиться. Струящийся со лба пот залипал глаза, ухудшая и без того ограниченный линзами противогаза обзор. Неожиданно плач прекратился, и сталкера окружила напряженная, пронзительная тишина. Слишком долгая, чтобы…