Ледяной ветер азарта
Шрифт:
– Ну что ж, распотешьте душу! – бесстрашно протянул Дедуля стакан.
– Спасибо, ребята! От начальства вашего не дождешься, это я понял, а вам спасибо. – Мохнатую шапку Чернухо бросил на лежак, сам сел на ящик, который успел подставить Званцев. – Здоровье ваше – горло наше! – Чернухо выпил, задумчиво посмотрел на пустой стакан, аккуратно поставил его на табурет. – Так. Скажи теперь, Николашка, почему здесь сидишь? Почему отчет не пишешь?
– Вот с Володей пришли на лед посмотреть да нечаянно на огонек заглянули.
– Посмотрел я на лед. Не зарастает ваша промоина.
– Как – не зарастает?! – возмутился Дедуля. – Неделю назад мы на
– Как раз к лету затянется, – сказал Чернухо. – Ладно, выпили, закусили, пора и честь знать. Пошли, будем важные разговоры разговаривать. А вы, ребята, без нас заканчивайте. Заберу я любезного собутыльника Николашку Панюшкина.
Выйдя из вагончика, все трое – Панюшкин, Званцев и Чернухо – остановились на краю льда и молча смотрели на черную пружинистую воду. Смазанные лунные блики говорили о ее скорости, силе, какой-то угрюмой, звериной непокорности. Казалось, в ней есть некая осмысленность, эту черную молчаливую воду невольно хотелось наделить злорадством, мстительностью, она будто упивалась своей безнаказанностью, способностью разрушать все планы людей, пренебрегать их желаниями и стремлениями.
– Как же ты совладаешь с ней, а, Коля? – спросил Чернухо почти растерянно. – На нее смотреть и то страшно. Это же не вода, а зверь какой-то!
– Авось! – с нарочитой беззаботностью ответил Панюшкин. – Как-нибудь. Не впервой. Мне бы вот с твоей компанией совладать, а уж с Приливом столкуюсь.
– Хитер ты, Коля, стал, ох хитер. Лукавый ты, Коля. Ну, расскажи, чего делал, как дальше жить будешь... Говори, не стесняйся, может, дело подскажу, чего не бывает. И в самой лысой голове, глядишь, иногда кой-чего заведется.
Панюшкин еще раз оглянулся на Пролив, зябко поежился, поднял высокий воротник, руки привычно сунул в карманы и размеренно зашагал по заезженному гусеницами льду к Поселку.
– Существует два способа, – негромко заговорил он, исподлобья глядя прямо перед собой. – Первый – протаскивание трубопровода по дну. Хороший способ. Сам испытывал не один раз, простой, надежный способ. Особенно когда дно приличное. Делается две майны, в начале и в конце участка. В первую трубу вводится, во вторую выводится, и вся недолга. Трубы протаскиваются подо льдом. Правда, для троса нужно рубить щель во льду, но дно здесь хорошее, божеское дно... Этот способ годится. Но есть и второй – свободное погружение трубы с промежуточных опор, установленных прямо на льду. Нам предстоял выбор – первый или второй? Протаскивание подо льдом или погружение со льда? Мы выбрали первый. Протаскивание. Считаю, что поступили правильно.
– Второй способ вообще не подходил, – заметил Званцев.
– Согласен, – кивнул мохнатой шапкой Чернухо.
Некоторое время все шли молча, и слышно было только похрустывание мелких льдинок под ногами да учащенное свистящее дыхание Чернухо.
– Да, – сказал Панюшкин. – Мы не имели права на опускание. – Он помолчал, будто еще раз мысленно примеряя к берегам, к Проливу оба способа. – Опускание требует больших ледорезных работ. Прорубить полутораметровый лед на протяжении километров да при этом уследить, чтобы траншея не замерзала в начале, когда делается ее середина, сохранить ее всю... Мы не смогли бы этого сделать. Да и ледорезок, способных взять такую толщину, у нас нет. Но есть мощные трактора, бульдозеры, лебедка для того, чтобы протащить трубу подо льдом. Выбрав протаскивание, мы в несколько десятков раз сократили ледорезные, ледокольные, водолазные работы, сократили настолько, что можем выполнить их собственными силами. Отсюда и плясали.
– Верно плясали, – согласился Чернухо.
– Главная забота – входная и выходная майны. И укладка тягового троса. Во льду для него достаточно сделать щель. Дальше... Часть троса можно оставить на поверхности – это уменьшит тяговые усилия. Теперь майны... Тут, конечно, проще всего взрывом. На берегу еще осенью, когда земля не замерзла, подготовлен спуск.
– Шустер! – одобрительно крякнул Чернухо.
– А зимой осталось лишь залить спуск водой – ледяная дорожка раза в три уменьшает сопротивление при движении трубы. По ней и стащим трубы в майну. Предусмотрено непрерывное протаскивание, чтобы избежать примерзания трубопровода к грунту, ко льду, к дорожке... Я ничего не упустил, Володя? Добавляй!
– Ничего, кроме главного, – и для первого, и для второго способа нужен лед. Лед нужен, Кузьма Степанович! – простонал Званцев. – Нужно, чтобы замерз Пролив, чтобы сомкнулись берега! А он, сволочь, не замерзает. Январь, двадцать градусов мороза даже в полдень, при ясном солнце, ночью до тридцати опускается, а он не замерзает.
– Не замерзает, ядрена шишка! – подтвердил Панюшкин. – Будь у нас способ перебросить трос через промоину... Хоть ракету какую приспособить, что ли!
– А вы не пробовали запросить буксир? – оживился Чернухо.
– Где? – спросил Панюшкин. – Буксир есть в Амурском пароходстве, но кто отправится сюда, рискуя вмерзнуть до лета? А ведь у нас все готово! Трубы связаны в плети, футерованы, трос тоже готов, майны уже сколько времени поддерживаем в незамерзающем состоянии, все оборудование, техника, трубы выведены на передовые позиции, в любую минуту, в любое время суток можно отдавать приказ о наступлении. Только бы стянуло берега! Пусть был бы хоть слабенький лед, чтобы мальчишка на лыжах смог пройти с тонким шнуром – им можно протянуть основной трос.
– За последние тридцать лет Пролив не замерзал восемь раз, – сказал Званцев.
– Как, всю зиму не замерзал? – удивился Чернухо.
– Да, всю зиму оставалась промоина. Восемь раз из тридцати. Так что статистика работает на нас.
– Но против нас работает Комиссия, – обронил Панюшкин.
– А, дрожишь, Николашка поганый! – взвизгнул Чернухо, но тут же посерьезнел, поняв неуместность шутовского тона. – Ты, Коля, не дуйся на меня, ладно? У меня мозга лучше работает, когда я в голос ору. Ты вот что, Коля, спокойно делай свое дело. Делай, и все. Комиссия под тебя роет, а ты делай. Где-то приказы пишутся, мнения выясняются – делай. Про тебя статьи ругательные печатают, ты их не читай, время не теряй. В любом случае уволит не Комиссия, не дано нам такого права. Усек? Снимает тебя Управление, которое зарплату платит, вычитает подоходные налоги и держит в своих штатных расписаниях. Так вот, пока Комиссия трудится в поте лица, пока составляет рекомендации, не тяни, Коля. У тебя есть шанс, и я сказал, в чем он. Не на Комиссию оглядывайся, а на время. Больше ничего на белом свете нет – только человек и время. К этому я пришел на старости лет. Только человек и время. Остальное – фигня. С остальным можно воевать. Есть ты, и есть три месяца. Если эти вещи сложить, в сумме должен получиться трубопровод. И, чует мое сердце, ничего, кроме этого, не останется – ни времени, ни тебя.