Легенда о Чёрном ангеле
Шрифт:
— Ты упорная, нашла бы, даже если нет.
Протягивает руку и пропускает мои волосы сквозь пальцы, притягивает меня к себе, а я охаю, когда оказываюсь каким-то странным образом без полотенца. Внезапная нагота будоражит и пугает одновременно, но Карл так смотрит на меня… так, словно никогда ничего красивее не видел. Не знаю, отдаёт ли сам себе отчёт в том, что делает со мной, но я сама уже готова в обморок упасть от переполняющих бурлящих эмоций.
— Пряталась от меня, да? — размышляет, резким движением стягивая футболку через голову.
Она
Он худой, но жилистый. Мне нравится его тело — никогда не любила бугаёв. От количества татуировок рябит в глазах, а о том, почему у него столько шрамов на коже даже думать боюсь. Когда-нибудь я обязательно выясню. Когда-нибудь, потом.
Тем временем расстёгиваю его брюки, а они с тихим шелестом и приглушённым стуком падают на пол. Карл наклоняется, глядя на меня, голую, снизу вверх и окончательно освобождается от ненужной детали гардероба, оставшись в одних чёрных боксерах. Мамочки, даже на ногах чёрные узоры, словно однажды устал от белизны своей кожи, решив хоть так что-то изменить.
В памяти всплывают ненужные картинки прошлого, как дети пытались иногда насмехаться над тем, что он альбинос. Даже воспитатели косо смотрели в его сторону, придурки. А он… всегда казался холодным и невозмутимым, но я знала, как это его ранит.
Его-то и назвали Карлом Вороновым будто в насмешку. Обычно, такие потеряшки, как он, получали от государства фамилии Найдёнов, Нежданов, а ему выпала доля быть белой вороной даже в документах.
Моргаю, чтобы отогнать глупые мысли, а Карл проводит пальцами по моей ключице, спускается вниз, очерчивая плавно сужающийся круг по контуру груди, а я вздрагиваю. Соски напрягаются, становясь чувствительными до дрожи, и мне кажется, не выдержу, если не дотронется до них. И Ворон словно читает мои мысли, касаясь тугой горошины, и сжимает её несильно двумя пальцами, рождая в моём теле лёгкую волну удовольствия. Я стою в центре комнаты, полностью обнажённая, готовая ко всему и на всё согласная, и тону в прозрачных озёрах его глаз.
— Красивая, — выдыхает, сглатывая, а я закусываю нижнюю губу. Так хорошо сейчас, божечки, как же хорошо. — Ты же понимаешь, что я тебя больше не отпущу?
Вопрос не сразу пробивается, сквозь окутавший сознание туман, а когда понимаю смысл сказанного, киваю.
— Ты готова?
Вместо ответа делаю шаг вперёд и прижимаюсь к Ворону всем телом, пытаясь то ли вырасти в него, то ли раствориться. У меня не хватает слов, у меня путаются мысли, но я давно так ничего и никого не хотела, как этого невозможного, будто сотканного из льдов и туманов мужчину.
— Я готова, — шепчу на ухо, и в этот момент все заградительные сооружения, все баррикады, так тщательно выстраиваемые, летят к центру
Карл обрушивается на меня сверху, сжимает до хруста в рёбрах, и поцелуй почти оглушает, лишая воли. Да я и не хочу сопротивляться, сейчас мне нужен мой Ворон, и пусть весь мир подождёт.
Слегка толкает меня, а я, всё ещё в коконе его рук, приземляюсь на спину. Карл нависает сверху, продолжая неистово целовать, словно его внутренний зверь окончательно сорвался с цепи.
Его руки везде и нигде одновременно: то нежно оглаживают, то с силой сжимают бедро, грудь, и вспышки боли перемежаются сладким удовольствием. Вихрь его страсти — неистовой и беспощадной — увлекает меня за собой, засасывает в водоворот, а я не пытаюсь спастись, выбраться, лишь быстрее иду ко дну.
Наверное, завтра на теле проступят синяки, но это неважно, когда в этот момент настолько хорошо. До головокружения и выворачивающего наизнанку наслаждения.
Карл прокладывает вниз по моему телу дорожку из обжигающих кислотой поцелуев, а я выгибаюсь навстречу, пытаясь быть ещё ближе, хотя это и невозможно. Длинные пальцы находят пупок, очерчивают круг, а губы накрывают изнывающий без ласк сосок. Потом подумаю о своём поведении, сейчас, когда Карл прикусывает горошину, я могу только стонать и извиваться голодной змеёй.
Пальцы тем временем спускаются ниже и замирают в сантиметрах от клитора. Мне нужны эти прикосновения, пусть и не всегда нежные, мне нужен Карл — весь и без остатка. Заклеймить его собой, уничтожая этими новыми ощущениями, что рождаются сейчас в тишине маленькой комнаты, всё плохое, что случалось когда-то.
Когда длинный палец медленно и осторожно проникает внутрь, исследуя пылающие стенки, кажется, что взорвусь. Карл находит ту точку, от прикосновений к которой по телу растекается обжигающее тепло, а дрожь предвкушения скорого оргазма прошивает насквозь.
Ещё одно осторожное движение и я, кажется, кричу. Я плохо отдаю себе отчёт в том, что делаю, как выгляжу со стороны, потому что удовольствие пылающим вихрем уносит меня куда-то вверх.
— Тихо-тихо, — слышу совсем рядом, и горячие губы касаются виска.
Так нежно, так сладостно.
Я открываю глаза, и встречаюсь с внимательным взглядом светлых глаз. Карл, оперевшись руками по обе стороны от моего тела, смотрит в саму суть, сводя с ума. Тяжело дышит, словно держится из последних сил, а я улыбаюсь, пьяная от удовольствия.
— Вот это да, — говорю, а он тихо смеётся.
Провожу пальцами по его спине, опускаюсь ниже, понимая, что от белья он уже успел каким-то образом избавиться. Однако, шустрый.
Поднимаю ноги, обхватываю его талию, а Карл хмурится и облизывает пересохшие губы.
— Маргаритка, чёрт… знаешь, я ведь ни разу вот так… чтобы до дрожи, до судорог.
Я молчу, потому что при всём желании не смогу высказать то, что чувствую сейчас.
— Если я слечу с катушек и сделаю тебе больно, останови. Хорошо?