Легенда о шиповнике
Шрифт:
Там покоилась и матушка Морвен, подарившая ей жизнь и поплатившаяся собственной. Бархат зеленого мха оплетал ограду и камни, словно дивное покрывало. Наверное, сон под ними сладок и безмятежен. И все же, птицы тоскливо заводили свои песни, словно предостерегали от поспешных действий, о том, что рано еще думать о черном траурном сукне и мраморных надгробных изваяниях.
Дорога вела дальше, где стеной смыкался могучий ельник. Даже воздух там отсвечивал зеленым от обилия трав и пышного мха, казавшегося вездесущим. Глухое уханье и треск ветвей, шорохи и неуклюжая
Девушка никому не сказала, куда и зачем направилась. Сердце ее тревожно забилось, когда прямо перед ней на пригорке, под нависающими ветвями, выросло неведомое существо. Оно хрипело и ворчало, топталось на месте, но так и не рванулось вперед, чтобы сомкнуть зубы и когти на девичьем теле. Будто показало недовольство, что Морвен явилась сюда дразнить Тьму, показывая неуважение столь грозной силе.
Девушка ощутила исходившую неприязнь от ольфаргов, которые могли легко разорвать ее, но вели себя с ней так, будто перед родителями стояло непослушное чадо и изводило капризами.
Это осознание смутило ее, заставило отступить. Твари не желали ей зла, чувствуя в ней часть того, что породило их, то, что сближало, хотя она была человеком, а они – кошмарными существами, вкушающими человеческую плоть.
Оттого Морвен страдала от тяжести вины. Тьма не убивала ее, но и не отпускала. Черное заклятие срослось с материнским благословением, они сплелись в ней в тесный клубок, сплавились в единое целое, не желая уступить ни пяди.
Благословение пока берегло душу Морвен, но к несчастью, печать колдовства была слишком сильна, и потому она со страхом ожидала совершеннолетия, когда материнская жертва могла оказаться напрасной. Никто не мог бы ответить, что произойдет в означенный день, и какая сила перевесит.
Девушка размышляла об этом, сидя в «Хмеле и Котле», уставившись на принесенный добродушной хозяйкой поднос. Еда была простой, но свежей. Учитывая то, что многие не гнушались доедать подпорченное мясо или плесневелый хлеб, овощное рагу казалось пищей богов.
В таверне часто собирались деревенские. Хозяева поначалу задумали отстроить большой трактир. Когда через деревню по дороге следовали путники, ехали купцы с товаром, им предоставляли ночлег. Но как только вмешался проклятый Безымянный Мор, трактир опустел.
Редко кто просился на постой, а ради трех-четырех случайных гостей держать трактир стало невыгодно, поэтому хозяевам пришлось перестроить его и расширить таверну. Оставили лишь несколько комнат на непредвиденный случай.
Мест было хоть отбавляй. Огромный зал сплошь занимали столы с деревянными скамьями. Тут временами играли веселые свадьбы, но чаще справляли щемящие душу похороны. И эти стены чаще слышали причитания и горестные стенания, чем радостные крики и поздравления.
На лицах деревенских жителей, казалось, навсегда застыло настороженное выражение, которое исчезало крайне редко. Даже если они смеялись время от времени, то бросали настороженные взгляды в сторону дверей и торопливо поглощали пищу, словно бы в ожидании опасности.
Рядом послышалось покашливание, и на скамью напротив плюхнулся худощавый юноша в расстегнутом сером камзоле. Он сложил перед собой локти и уставился на девушку.
Морвен не сдержала улыбки при виде длинной угольной пряди волос, упавшей ему на лицо от неловкого движения:
– Няня говорила, что, если волосы закрывают глаза, можно окосеть. Ты разве не слыхал, Ниар?
Лицо юноши озарила широкая улыбка:
– Слыхал, но я слежу за тем, чтобы мои глаза смотрели в одну сторону, – он продолжал ухмыляться, – особенно, если они смотрят на красивую девушку.
Морвен подавила желание хорошенько стукнуть его. Он тут же посерьезнел:
– Скажи, что слухи врут насчет тебя.
Она сделала вид, что не понимает его и принялась за рагу.
– О чем ты?
Ниар приподнял ладони и хлопнул ими по столу:
– Ты знаешь, о чем. О твоей помолвке.
Глаза Морвен весело сверкнули.
– Ты не желаешь мне счастья?
Юноша побледнел, но постарался справиться с собой.
– Как никто в наших краях. И все же… О чем говорили твой отец и лорд Бриан? Разве они не скрепили вчера брачный договор?
Девушке хотелось еще немного подразнить его, но он так умоляюще смотрел, что она не выдержала и рассмеялась:
– Я не тороплюсь замуж. И тебе следует устыдиться своих вопросов, учитывая, как давно ты знаешь меня.
Он медленно кивнул, обдумывая ее слова.
– Да, но ведь ты девица благородных кровей и любой лорд Топкой долины…
Девушка закатила глаза:
– Умоляю, остановись. Иначе я запущу кружку тебе в голову.
Ниар, глядя на ее улыбающееся лицо, выдохнул:
– Просто, – небрежно заметил он, – твое замужество здорово подпортит нашу дружбу. Понимаешь? С кем я буду исследовать местные рощи и шутить над соседями, плавать в лодке? В солнечные дни, конечно…
Морвен смотрела на него понимающе. Ниар хотел жить так, будто им не угрожала опасность каждый день, будто ингларцы не испытывали липкий страх перед темнотой и неизвестностью.
Она одна могла безопасно передвигаться по долине, не боясь внезапного нападения. Отец умолял ее не рассказывать об этом никому, чтобы избежать подозрений. Иначе перепуганные люди могли бы неверно истолковать столь невероятное везение. Они даже не подозревали, какую цену предстояло ей заплатить, да она и сама не знала.
Ни о чем не подозревал и Ниар, хотя иногда ей хотелось открыться ему. Он был единственным, кому так хотелось довериться, но отец взял с нее обещание, и ей приходилось слушаться.
Кое-что объединяло их: ее растил отец, а у него осталась матушка, которую он очень любил. Мать Ниара владела ткацкой лавкой, где с утра до вечера пряли шерсть, кроили ткани и шили отменную одежду. В лице Анвин, окаймленного такими же угольными волосами, как и у Ниара, читалось благородство. Говорили, что она была незаконнорожденной дочерью элмаркского купца и знатной госпожи при королевском дворе, но достоверно не знал никто.