Легенда о шиповнике
Шрифт:
Неужели прекрасное, гордое животное обречено на мучительную смерть?
Но смерть к нему так и не пришла.
Вскоре стало ясно, что Мидхар не будет прежним. Его тело менялось на глазах изумленных слуг и самой Морвен. Она поняла, что за мелкие зазубрины торчат из ребер коня, хотя не могла в это поверить. Они становились все длиннее, приобретая очертания, напоминавшее то, чего у обычных лошадей быть не могло.
И все же…
Разве боги когда-нибудь награждали их крыльями?
Она ощупывала мокрые, покрытые загустевшей кровью жесткие, будто железные, торчащие перья, и тут же отдергивала
В его темных глазах не было укора, только мольба о помощи.
– Черное колдовство! Происки Безымянного Мора! – шептались слуги, взывали к Богине Огня и растирали в ладонях корни бузины. По преданию, эти корешки могли ослабить заклятие, но судя по заполонившей их край Тьме, нужно было усеять бузиной все кругом.
Морвен только удивилась тому, как сразу не поняла, что это козни проклятия. Ничто иное не могло так изменить привычную форму или придать новый облик живому существу.
Она вспомнила кошек с головами зайцев, вынужденных питаться только травой, медведей, у которых отросли такие когти, что цеплялись при ходьбе о землю, вынуждая несчастных животных обтачивать их и вырывать. Или птиц, что теряли свое оперение и обрастали сияющей рыбьей чешуей.
Потеряв перья, такие птицы больше не могли подниматься в небеса, и добывали пропитание на земле. Многие, не успев приспособиться к извращенным шуткам Тьмы, погибали от голода.
Крылья Мидхара приобрели свои очертания на исходе месяца. Они медленно проросли из его тела, причиняя ужасную боль. Морвен постоянно обмывала жестокие раны и густо мазала их мазью, чтобы ускорить заживление.
Конь понимал, что с ним происходит нечто невообразимое, что причиняло страдания. Он посматривал на странные торчащие из его тела отростки, ставшие частью его самого, хватался зубами за торчащие перья, до которых мог дотянуться, и тут же отпускал, так как причинял боль самому себе. Нужно было ждать, пока они не замедлят рост.
Тэлфрин предложил отрезать крылья под корень, напоив коня специальным отваром, но что-то подсказывало девушке, что этого делать нельзя.
Они напрасно промучают коня, но крылья, скорее всего, вырастут вновь. И тогда придется начинать все сначала, а она не вытерпит мучительного ожидания в глазах Мидхара. Поэтому Морвен терпеливо ждала, пока крылья не перестанут расти. Она подозревала, что как только это произойдет, Мидхару полегчает.
Утро, когда конь шевельнул огромными черными крыльями с зеленоватым отливом, словно позаимствованными у ворона, принесло Морвен некоторое успокоение. Раны почти зажили, перья распрямились, став гладкими и при этом такими прочными, что их невозможно было согнуть или сломать. Только вместо тонкого птичьего пуха появились костяные пластины, легкие, как воздух.
Мидхар уже поднимался, пытаясь пройтись по стойлу. Крылья волочились за ним, а когда он пытался неуклюже взмахнуть ими, цеплялись за стены. Места явно не хватало.
Тэлфрин боялся мгновения, когда дочери вздумается оседлать крылатого коня. И он был прав. Морвен только и думала о том, как испытать крылья Мидхара.
Что, если он не сможет
Чтобы конь мог учиться взлетать, его вывели на свободную от деревьев поляну близ замка, но привязали длинной веревкой к вколоченному столбу.
Поначалу конь, как бы ни вскидывал могучие крылья, не мог оторваться от земли.
Он провожал пролетающих над ним птиц внимательным взглядом, а потом подпрыгивал, вытягивал крылья в разные стороны, и падал на землю. Его недовольное ржание разносилось по округе, привлекая голодных ольфаргов, но Морвен всегда оказывалась рядом, готовая защищать любимца.
– Еще разок, Мидхар! – подбадривала она его.
Конь тряс головой, недовольно фыркая, словно говорил: «Сама бы попробовала!», но затем вновь вскидывал крылья, расправляя их, пока однажды налетевший ветер не помог ему. Вороньи крылья затрепетали, ловя порывы ветра, и Мидхар, неловко перебирая ногами, взмыл ввысь.
Изумленная девушка ахнула, испугавшись, что коня унесет на скалы, но веревка тут же натянулась и он повис между небом и землей.
Должно быть, полет пришелся ему по душе. Стоило Мидхару почувствовать новый облик и ощутить свободу, как он принялся рваться в небеса. Конь нетерпеливо дергал веревку, которая удерживала его, и укоризненно смотрел на девушку, не понимая, отчего она медлит.
Об этом же мечтала и Морвен, с замиранием глядя, как над ней проносится легкая тень, но отец раз за разом просил подождать еще немного.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Тэлфрин дочери, пытаясь воззвать к ее разуму. – Понимаешь, насколько это опасно?
Она кивнула, но в ее ушах уже свистел вольный ветер, а сама она касалась серых туч, что цеплялись за шпили башен Блэрхайда.
– Не беспокойся, отец, – девушка подготовилась к следующему разговору и показала на прочный ремень из воловьей шкуры. – Я привяжу себя этим к Мидхару. Посмотри, как он хорош! Обещаю, что мы не станем летать высоко.
Тэлфрин и сам удивлялся тому, как преобразился красавец вороной, но он тоже был порождением Тьмы, а ей нельзя доверять. Впрочем, понимал он, что и не сможет удержать дочь от желания непременно оседлать крылатого коня, чтобы промчаться на нем уже не по твердой земле.
– Хорошо, – сдался он. – Только пообещай, что не станешь рисковать жизнью, чтобы ни случилось.
В душе он понимал, что, хотя дочь и обещает проявить осторожность, она, скорее всего, нарушит обещание даже против воли. Уж слишком нетерпеливо горели ее глаза, все чаще смотрела она в небо, грезя о полете.
Как и ожидалось, Морвен так поспешно согласилась, что на сердце у него заныло. Не желая смотреть, как она усаживается в седло, обтянутое ремнями, он скрылся в замке, поспешив к алтарю Огненной Богини, где просил защитить его дорогое дитя.
Слуги с опаской глядели на бесстрашную молодую хозяйку и перешептывались.
Они замечали, что Тьма благосклонна к ней, что девушка ни разу не подверглась атакам кошмарных тварей, обитающих в Топкой долине, и задавались вопросами, отчего так, хотя она постоянно пропадает в долине, а возвращается порой затемно.