Легенда об Уленшпигеле (илл. Е. Кибрика)
Шрифт:
— Ах, — сказала она, охотно повинуясь ему, — что за чудная вывеска — выставленная на шесте добродетель!
И бежало время в любовных забавах; но, в конце концов, надо было подняться и уходить, так как девушка все боялась, что среди этих радостей вдруг появится профос Спелле с его сыщиками.
— Ну, подбери юбку, — сказал Уленшпигель.
И быстро, как пара оленей, помчались они в Дестельберг и застали Ламме в «Звезде трех волхвов» за едой.
Уленшпигель часто виделся в Генте с Яковом Сколапом, Ливеном Сметом и Яном де Вульфсхагером, которые делились с ним известиями об удачах и неудачах Молчаливого.
И всякий раз, когда Уленшпигель возвращался в Дестельберг, Ламме спрашивал его:
— Что ты принес? Счастье или несчастье?
— Ах, — рассказывал Уленшпигель, — принц, его брат Людвиг, прочие вожди и французы решили двинуться дальше во Францию, на соединение с принцем Конде [53] . Так они спасли бы бедную землю бельгийскую и свободу совести. Но господь не захотел этого. Немецкие рейтары и ландскнехты отказались итти дальше и заявили, что присягали воевать с герцогом Альбой, а не с Францией. Тщетно Оранский заклинал их исполнить свой долг. Ему пришлось отвезти наемников через Шампань и Лотарингию в Страсбург, откуда они вернулись в Германию. Это внезапное и упорное сопротивление меняло все: король французский, вопреки договору с принцем, отказался дать условленные деньги; королева английская обещала принцу прислать помощь, надеясь, что он отвоюет Кале с округой; ее письма перехватили, передали кардиналу Лотарингскому, а тот от имени принца ответил ей отказом.
53
Принц Конде — полководец гугенотов.
Точно привидение при крике петуха, исчезает на глазах наших прекрасное войско. Но господь с нами, и если земля отречется от нас, то вода сделает свое дело. Да здравствует гёз!
Однажды вся в слезах прибежала девушка к Ламме и Уленшпигелю.
— В Мэлестее профос Спелле, — рассказывала она, — выпускает за деньги разбойников и воров, а людей невинных обрекает смерти. Среди последних — мой брат; Михиелькин. О, выслушайте, что я вам скажу, вы — мужчины, и отомстите за него. Один грязный, поганый развратник Питер де Роозе, известный растлитель девочек и детей, повинен в этом несчастий. Как-то вечером мой бедный брат и Питер де Роозе были в трактире «Valck» — «Сокол», но сидели они за разными столами: Питера де Роозе там все бегут, как чумы. Мой брат не хотел быть с ним в одной комнате, поэтому он назвал его распутной скотиной и приказал ему очистить зал. Питер де Роозе ответил: «Брату публичной девки не годится так задирать нос». Это он солгал, потому что я не публичная, а схожусь только с теми, кто мне нравится.
Тогда Михиелькин схватил свою кружку с пивом и запустил ему в нос и сказал, что он врет, как гнусный развратник, пригрозил, что если тот не уберется, то он заткнет ему в хайло кулак по локоть.
Так как Питер не угомонился и стал кусаться, то брат исполнил свое обещание: треснул его хорошенько два раза по челюсти и выкинул на улицу. Там он без сожаления оставил его полумертвым.
Выздоровев и не вынося одинокой жизни, Питер де Роозе отправился in’t Vagevuur — в настоящее чистилище и дрянной кабак, куда заходят только оборванцы. И там его избегали все, даже нищие сторонились его. Никто с ним не разговаривал, кроме приезжих мужиков, которые его не знали, да некоторых мелких воришек и дезертиров. Так как он вообще забияка, то и здесь его не раз колотили.
Когда профос Спелле со своими двумя сыщиками явился в Мэлестее, Питер де Роозе бегал за ними повсюду, как собака, и угощал вином, мясом и всем вообще, что можно купить за деньги. Так стал он их другом и товарищем и стал поступать, как подсказывала ему злоба, чтобы вредить тем, кого ненавидел; это были все наши горожане и особенно мой бедный брат.
Прежде всего он принялся за Михиелькина. Корыстолюбивые висельники, подкупленные де Роозе, не затруднились лжесвидетельствовать, что он еретик, что он изрыгал кощунственные слова против пресвятой девы и не раз в трактире «Сокол» хулил имя божие и святых угодников и что, кроме того, у него в шкатулке спрятано по малой мере триста флоринов.
Хотя о самих свидетелях ходила дурная слава, Михиелькин был брошен в тюрьму. Спелле и сыщики объявили улики достаточными для испытания пыткой, и вот Михиелькина подвесили на блоке к потолку, привязав к его ногам груз по пятьдесят фунтов к каждой.
Он отрицал свою вину и говорил, что если есть в Мэлестее проходимец, распутник, негодяй и святотатец, то это именно Питер де Роозе, а не он.
Но Спелле ничего не хотел слушать и приказал своим палачам подтянуть брата к потолку и разом бросить его оттуда с гирями на ногах. Они исполнили это, и с такой жестокостью, что у него на суставах лопнула кожа и мышцы и ступни чуть не оторвались.
Михиелькин настаивал, что он не виновен, и Спелле приказал возобновить пытку, дав при этом ему понять, что за сто флоринов он предоставит ему свободу и покой.
Михиелькин ответил, что лучше умрет.
Услышав, что он схвачен и подвергнут пытке, горожане явились толпами засвидетельствовать его невиновность, что и есть «оправдательное показание всех добрых граждан общины». Здесь они единогласно утверждали, что Михиелькин ни в малой степени не повинен в ереси, что он каждое воскресенье бывает у мессы и причащается, что он упоминал имя пресвятой девы лишь тогда, когда в тяжелую минуту молил ее о помощи, и что никогда не порочил никакой женщины на земле, не говоря уже о богородице на небесах. То, что лжесвидетели в «Соколе» якобы слышали от него богохульные слова, — ложь и клевета.
Михиелькин был выпущен на свободу, лжесвидетели наказаны, и Спелле привлек к суду также Питера де Роозе, но, получив от него сто флоринов, выпустил, не подвергнув его ни допросу, ни пыткам.
Испугавшись, как бы оставшиеся у него деньги не привлекли вторичного внимания Спелле, Питер де Роозе бежал из Мэлестее. Между тем бедный мой брат Михиелькин умер от антонова огня.
Хотя он раньше не хотел видеться со мной, тут он приказал позвать меня и сказал мне, чтобы я боялась огня, горящего в моем теле, ибо он приведет меня в огонь адский. А я только плакала, ибо действительно есть во мне этот огонь. И он испустил дух на руках моих.
— Ах! — воскликнула она. — Кто отомстит за смерть моего дорогого, доброго брата палачу Спелле, тот навеки станет моим господином, и я буду служить ему, как собака.
И пепел Клааса застучал в сердце Уленшпигеля, и он решил привести убийцу Спелле на виселицу.
Боолкин — так звали девушку — вернулась в Мэлестее, так как теперь она не боялась мести Питера де Роозе; погонщик, гнавший скот через Дестельберг, рассказал ей, что священник и горожане объявили следующее: если Спелле тронет сестру Михиелькина, они представят его на расправу к герцогу.
Уленшпигель пошел с ней в Мэлестее. Войдя в дом Михиелькина, где у нее была комната в нижнем этаже, он увидел здесь изображение бедного покойника.
А Боолкин сказала:
— Это мой брат.
Уленшпигель взял портрет и сказал:
— Спелле будет на виселице.
— Как же ты это сделаешь? — спросила она.
— Если ты будешь знать, то тебе не будет так приятно видеть, когда это сбудется.
Боолкин покачала головой и сказала печально:
— Ты мне совсем не доверяешь.