Легенда Татр
Шрифт:
– Отчего не заплатить? Заплачу, – проворчал Мардула. Он был зол.
– Девки заплатят. Бронька с Хельцей сложатся, да Ядвися кое-что прибавит, да Кася, да Ганка, да Зося… – смеялся Собек.
Мардула буркнул что-то довольно-таки обидное для девушек, – объяснил, куда он их пошлет, и, чтобы умилостивить Собека, стал готовиться к доению.
– Эй, ребята! – фыркнул Бырнас. – Рубите лес для костра, а то до завтра сварить не успеем. Мардула доить станет!
– Ха-ха-ха! – заливались подпаски.
Подоили, поужинали
– Завтра снег будет, – сказал старый Крот сидевшему на скамье Собеку и топорищем помешал огонь, разложенный в шалаше.
– Кто его знает? Может, и будет. Зима на носу.
– Да. Помню, раз на Бартоломея такие наступили холода, что мы ночью со скотиной ушли в долину: боялись, не замерзли бы.
Крот подкинул в костер поленьев и стал греть руки, вытянув их над огнем. Собек снова мысленно вернулся к тому, что произошло.
Со времени поражения под Новым Таргом прошло уже несколько недель. Собек вернулся на пастбище. Весть о взятии Чорштына, о выдаче Костки и Лентовского, об их мученической смерти разнеслась далеко. На Озера ее принес сын того Стаселя, который приводил туда Костку.
Марину бабы привезли в Грубое, где она долго лежала без памяти, а потом стала поправляться. «Рыцарь» нанес ей страшный удар. Ее окружала теперь какая-то тайна, тайна роковой любви, о которой никто ничего не знал.
Собеку иногда казалось, что все это происшествие – одна из сказок, которые сказывал Саблик. Трудно было поверить, что все случилось на самом деле, что он сам принимал в этом участие.
И слово «жаль», уже несколько недель завершавшее все мысли Собека, вмещало в себе все, что он чувствовал.
– Жаль… А ведь казалось, мир обновится…
Он засунул руки между колен. Голова его склонилась к огню.
– Сидя спит! – пробормотал Крот, взглянув на Собека. – Ну, да этакой и сидя выспится…
Собек спал, а в это время тяжелые, темные тучи, нависшие над Татрами, сыпали снегом, как в ноябре. Оравский пронизывающий ветер гудел в долине, налетая с запада.
– Эге, – прошамкал Крот, – вот так когда-то озеро шумело там наверху…
Огромное, темное, бездонное Черное озеро он не видел уже тридцать лет, потому что пас только в долине.
К утру Крот задремал, а Собек проснулся. Было еще темно, но близился рассвет. Собек поел холодной простокваши, умылся из глиняного кувшина, взял чупагу, засунул за пояс пистолеты и, выйдя из шалаша, тихонько свистнул своим двум овчаркам.
Снега насыпало много, но Собек боялся, что августовское солнце может взойти и быстро растопить его; между том он хотел по следам на снегу разыскать потерянных Мардулой овец.
Было холодно, но Собек не обращал на это внимания: он часто в крепкие зимние морозы босиком работал около своей избы в Грубом.
Все было тихо вокруг, только ветер иногда свистел в зарослях и проносился дальше.
Собек шел по тропинке, которой гоняли овец к Черному озеру.
В долине ветер был не сильный, но выше, в горах, он, должно быть, дул крепко: тучи стали расползаться, подыматься выше, и когда взошло солнце, свет его из-за туч, в которых тонули вершины, разлился по склонам гор.
Рассвело.
И тут Собек вздрогнул, остановился и в ужасе воскликнул:
– Господи Иисусе! Во имя отца и сына и святого духа, аминь! Что это такое?
Испуганными глазами посмотрел он на собак, но собаки стояли спокойно.
Да, это был явственный след. Собек заметил его при первом проблеске дня. След маленьких, словно детских ног.
Собек слышал от стариков о лесных девах «богинках», ходивших в кожаных лаптях, но этот след был не от лаптей. Это был след маленьких, широких, странных сапожек с высокими каблуками.
Собек дрожал и сжимал в руке чупагу. Но разве может помочь чупага против духа, который ходит в сапожках? Вот если бы была у него освященная пуля для пистолета! Но ее не было. Все-таки он вытащил пистолет из-за пояса и приготовился стрелять, как полагается стрелять в злого духа: из-под колена, повернув пистолет курком к земле.
Охваченный невыразимой тревогой, он убежал бы обратно в шалаш, если бы не спокойствие собак, которые стояли совершенно смирно; а известно, что пес нечистую силу чует.
К Собеку понемногу возвращалось спокойствие. Он даже решился заглянуть в заросли, среди которых извивалась тропинка. След шел и дальше.
– Ночью оно тут шло… – шепнул он про себя в сильном волнении.
Первый суеверный страх Собека переходил уже теперь в боязливое любопытство.
«А что, если пойти за ним? – подумал он. – Да только не завело бы оно меня куда-нибудь в глушь да не придушило бы. Или в какую-нибудь пещеру заманит и завалит там на веки вечные камнями».
Он шел осторожно, напрягая слух и зрение. Сердце его билось часто и сильно. Что-то неудержимо влекло его вперед.
И вдруг он увидал перед собой Черное озеро, – тихое, мрачное, оно широко раскинулось вокруг, и поверхность морщила легкая рябь. Тучи нависли над ним, как саван. Вокруг белели скалы. Мертвое, вечное озеро.
Собек остановился, обеими руками опираясь на чупагу.
Вдруг собаки громко залаяли: от страха у Собека чуть не выпала из рук чупага.
Неподалеку, в каких-нибудь десяти шагах в кустарнике, по-видимому опираясь передними лапами на пень, стоял огромный черный медведь.