Легенда Татр
Шрифт:
– И жить тоже, – сказала Железная.
– Ни то ни другое, – сказала Мурская.
В широко раскрытых глазах старухи отразился смертельный, отчаянный ужас.
– Понимает, бедная, о чем говорим, – сказала Железная.
– Помнит, чай, как ее отец никак помереть не мог.
– А старый Глацан! Сто тридцать лет ему было, а все жил, слепой, глухой, как пень.
– Да, да! – закивала Топориха из Мура.
– И на что держать полумертвую?
– Никакого!
– Куда там.
– А ведь какая была хозяйка!
– А баба какая!
– А какая, должно быть, девка была! Говорят старики, что людям свет божий милее казался, когда она пасла у Озер.
– Очень может быть!
– Семь парней за нее убить друг друга хотели.
– А теперь лежит полуживая.
– Эх!
– И не на половину, а на четверть только живая.
Глаза Топорихи с невыразимой тревогой бродили по лицам стоявших над нею женщин.
– Несчастная старуха, – промолвила Лесная.
– Горемыка! – вздохнула Железная.
– Надо с ней поступить по обычаю: так же, как с нами когда-нибудь поступят молодые, коли заживемся на свете. Ведь душить ее не станешь… – сказала Мурская.
– Да, да, надо по обычаю…
– Чего ее держать? – сказала Лесная.
– Надо Собеку в избе порядок сделать. Кабы стариков в лес не вывозили, молодым бы тесно было. Так уж повелось на свете.
– Так, так…
– Может, там скорее помрет…
– Или дикий зверь найдет ее. Зачем ей долго мучиться?
– Да, да! Так уж свет устроен.
– Испокон веков старики говорили: если с кем смерть вовремя справиться не может, ей надо помочь. Берись, кумушка, – сказала Топориха из Мура.
– Постели жалко.
– Да там на дворе доски есть. Нечего и телегу закладывать, – лес близко.
– Полежи еще здесь, горемычная, полежи пока что.
Глаза старухи полны были страшного отчаяния.
Три Топорихи взяли со двора несколько досок, отыскали гвозди и топор, сколотили носилки и вернулись в комнату.
– Ну, пойдем! – сказала Лесная.
Каменная покорность судьбе светилась в глазах полумертвой старухи.
Топорихи подняли ее неподвижное тело с постели, вынесли из избы, положили на доски. Они стояли во дворе, между жилым домом, стойлами и хлевом, держа Топориху на носилках.
– Ну, погляди еще раз на свое хозяйство, несчастная, – сказала Железная.
– В последний!..
В этот миг в стойле протяжно и грустно замычала корова.
Дрожь исказила неподвижное, окостенелое лицо старухи, и что-то похожее на слезы заблестело в углах ее сухих глаз.
– Вишь, плачет, – сказала Мурская. – Слезы в глазах.
– Коров ей жалко…
– И коровы ее жалеют.
Топориха Железная утерла слезы рукавом рубахи; по увядшему, изрезанному морщинами лицу Топорихи из Мура струйками потекли слезы.
– Ну, пойдемте, – печально вздыхая, сказала Лесная.
В воротах встретили Собека; он шел с почерневшимлицом, шатаясь и опираясь на чупагу.
– Бабка никак помереть не может. Хотим у тебя в избе полный порядок сделать.
– Надо тебе жениться, – сказала Топориха из Мура.
– Верно, – подтвердила Лесная.
– Мы тебе все сделаем. Хоть полагается это детям или внукам делать, сами они отцов да дедов в лес вывозят, – да ты стал какой-то хворый: хотим тебя выручить.
Собек посмотрел на бабку бессознательно, блуждающим взглядом.
– Ладно, – сказал он, думая о другом.
Три Топорихи, неся старуху на носилках, вышли на улицу; там никого не было: все пошли за Беатой. Перед избами стояли только три Топора. Поглядели и даже ничего не спросили: они это видели не раз.
– Порядок делаем у Собека, – сказала Лесная. – Марины нет, дьявола этого мы выгнали, теперь надо Собеку жениться.
Три Топора в знак одобрения молча кивнули головами.
А женщины той самой дорогой, которой гоняли от Топоров овец к Озерам, подошли к лесу и углубились в чащу.
– Где же мы ее оставим? – спросила Железная.
– У Плазова погреба, – отвечала Топориха из Мура.
Они отнесли свою ношу подальше и положили ее на мох.
– Здесь тебя смерть прикончит, – сказала Лесная.
– Ангелы и здесь тебя найдут, коли ты не грешница, – добавила Железная.
– Оставайся с богом! – сказала Мурская.
С минуту они глядели на старуху; спокойная, каменная покорность мертвым огнем светилась в глазах старой гуральки.
– Доски-то возьмем? – спросила Лесная.
– Да ведь это не телега, – ответила Мурская.
– А все-таки жалко, – сказала Железная. – Доски хорошие.
– Ясень…
– На мху ей еще лучше будет…
– Легче помереть.
– Да.
– Доски эти можно Собеку и не отдавать. У него их довольно.
– Возьмем себе каждая по одной.
– Ладно.
– Дома пригодится…
– Еще бы! Конечно, пригодится…