Легенды и сказы лесной стороны

Афоньшин Сергей Васильевич

стояла и платок свой в горячих слезах молча купала.

Потускнел лицом главный мастер Петро Франческо.

Жалел он земляка своего, Татти шалопутного, а еще

больше печалился о русском мастере Даниле Волхов-

це. Поговорили они с воеводой и распорядились, что-

бы обоих смертоубийц в подбашенных котлованах за-

хоронили.

Невесело разошелся с молебна народ нижегород-

ский. Недобрая примета при закладке башен получи-

лась. Не устоять долго стенам кремля,

что близко к

Волге спускаются. Неохотно и каменщики за известь

брались, в которой безбожный тальяшка сварился^

Ватага Данилы Волховца молча работала, воздвигая

башню-памятник над могилой своего товарища. Весь

белый камень с берега Волги своими руками перено-

сили, известь по-своему в яме замесили и трудились

неистово, не жалея себя.

С каждым днем и часом прибывала, росла у Вол-

ги величавая суровая башня. Все остатки белого кам~

ня на нее израсходовали, и прозвал ее народ Белока-

менной. А на полдень от нее, из кирпича кроваво-ба-

гряного другая башня росла, Зачатьевская. Под ней

богохульник и хвастун тальяшка Тать лежал. Живые

же люди, как муравушки, на стены карабкались, кир-

пичи, камни, известь тащили, стены лепили с верой

великой, что простоят они веки вечные, никаким сти-

хиям и бедам непокорные.

А Настасья Горожаночка не забывала своего Да-

нилу Волховца, не затухала в ее сердце любовь к не-

му и ненависть к злодею Джовани Татти. Из года в

год, в погоду и непогодь, каждый вечер она на откос

выходила, к башне Белокаменной, и негромко свою

песню пела. Налетавший с Волги ветер обнимал крем-

левские стены, сердито гудел в бойницах, трепал по-

лушалок и косы Горожаночки, но не успевал осушать

ее слезы, не заглушал песни:

Горы хмурые, высокие,

Воды хладные, глубокие,

Сдвиньте к Волге стены тяжкие,

Что сокрыли ясна сокола!

Волга, реченька могучая,

Проложи русло под кручами,

Размечи струею быстрою

Прах злодея ненавистного!

И Волга, и Дятловы горы слушали ту песню, но

молчали. Молчали до поры до времени, как судьба

неисповедимая, что всю правду жизни знает, да не

скоро сказывает. Спустя много лет, словно исполняя

волю Горожаночки, подточили подземные воды склон

торы вместе с крепостью и башней Зачатия, чтобы

сползли они к Волге оползнем. А башню Белокамен-

ную не тронули, оставили памятником над могилой

мастера, сложившего крепость нижегородскую.

Подбросили к воро-

там Зачатьевской обители младенца. Ночью с Волги

холодом потянуло, озябло дитя и расплакалось. Услы-

хали его келейницы, в тепло внесли, отогрели и при

себе оставили. А когда дитя-девчоночка повыросла,

отдали ее в дочки на Верхний посад. Там, у прием-

ных родителей, и выросла краса Настенка, умелица

да искусница.

В те лета Низовской землей князья Кирдяпы пра-

вили. Вот прослышали басурманы-ордынцы о неладу-

хах между Кирдяпами и задумали Низовский Нов-

город захватить, людей полонить. Подошло войско

ордынское, вплотную ко граду подступило и кругом

обложило. Но поднялись на оборону города все горо-

жане и посадские заодно с воинами. Вражий приступ

отражая, из луков стреляли, копья метали, круглые

бревна с горы на басурман скатывали. Запоет стре-

ла — сразит ворога, просвистит копье — насквозь

проткнет, к сырой земле пришьет, а бревно покатит-

ся — целую ораву, что траву, примнет! А тех, что по

лестницам на стены карабкались, горячей смолой по-

ливали. И сражались низовцы от старого до малого,

помогая воинам. Но всех смелее и сноровистее в бит-

ве была Настенка-краса, посадского приемная дочь.

И копья, и камни метала, и кипящей смолой супос-

татов поливала, билась, не жалея себя. Лицо и глаза

ей огнем опалило, руки смолой обварило, но она, как

здоровая, приступ врага отбивала.

Вот заметили это басурманы, сговорились, и наце-

лились в девчоночку разом сорок самых метких вои-

нов. И упала Настенка, сраженная стрелами калены-

ми. Горевать да плакать над ней было некогда, вра-

чевать-колдовать некому. И то ладно, что не затоп-

тали в суматохе намертво. Так и лежала до той поры,

как вражья орава передохнуть отвалила. Ходила в

тот час по крепости побирушка Улита, что в черной

избе жила, лен пряла и полотна людям ткала. По

крепости ходила, берестяной бурачок к губам ране-

ных подносила — напиться давала, а мертвым глаза

закрывала. Вот и набрела она на отроковицу-девчо-