Легенды танкистов - 2
Шрифт:
новое оружие нашего исконного врага, британцев, — эти их танки? Что ж, скажу одно:
танки — больная фантазия и шарлатанство. Машины-чудовища только на короткое время
поражают солдат, но вскоре здоровая душа доброго немца успокаивается, и он успешно
борется с глупой машиной. Мы уже противопоставили наши боевые штурмовые трактора
английским. Но не машина решает исход сражения, а боевой дух. И сейчас как никогда
решается судьба Германии. Мы должны успеть оттеснить британцев к Ла Маншу до того,
как из-за океана к ним и французам прибудет подкрепление.
Март 1918 года, учебный центр танковых войск, департамент Верхняя Марна
А между тем американское подкрепление уже прибыло.
В учебном центре французские инструкторы обучали американцев искусству укрощения
стального зверя.
Ключевым предметом начального курса считалась топография.
После занятий на неподвижной машине и «катаний» — необходимо было приучить
новичков к тяжелым условиям работы в танке, — начиналось вождение и преодоление
препятствий. Поворот отрабатывали на обвалованном участке дороги. Коснешься вала
корпусом — все, дисквалификация.
Имелись особые приемы на разные случаи жизни.
— Вот перед вами глубокая воронка! — надсаживался инструктор. — Ваши действия?
Американские солдаты молча смотрели на него.
Француз показывал рукой падающее движение:
— Мы называем это «ныряние ласточки». Танк выводится на край воронки и
вывешивается. Центр тяжести у ромбовидных танков почти совпадает с центром опорной
поверхности. С закрытым дросселем опускаемся вниз. При касании направляющим
колесом грунта — дать полный газ. Ясно? Иначе танк застрянет в воронке. Пробуем...
Пробовали и стрелять: от наводчиков требовалась особая скорость реакции. Наводили на
вспышку выстрела и быстро нажимали спуск при повторной вспышке.
При тренировках стреляли в движении, хотя в бою — об этом американские танкисты еще
не знали, — это обычно делали с коротких остановок.
— Как проверить проходимость грунта? Учитесь, пока я жив, — показывал толстяк-майор
с лицом, наполовину обожженным. — Если офицерская трость, — как у меня, смотрите,
— усилием двух рук входит в грунт не более чем на тридцать сантиметров, значит, танк
пройдет легко. Если на полметра — будут трудности. Если вся целиком — у вас, детишки,
проблема.
Майор слыл шутником. Когда-то он сражался на танке, который назывался «Мы все в
этой штуке». Танки, подобно кораблям, нередко носили личные имена...
— Это почище скачек с коровами, — говорил командир американских танкистов капитан
Патон, исключительно грубый, исключительно храбрый, подхалим с начальством и свой
парень с подчиненными. — Катаемся пока на французских, но помяните мое слово: не за
горами день, когда мы сдвинем с места американскую машинку, от которой задрожит
земля!
«Американская машинка», о которой упомянул Паттон, уже проектировалась.
Танк должен был называться Mk.VIII — один из серии тяжелых танков Mk. Или
«Либерти» — «Свобода» — по названию двигателя. Или «Интернациональ» — потому
что он создавался объединенными силами союзников: технический потенциал Америки,
умноженный на опыт хитроумного британца
Паттон просто грезил этим танком, взрывающим гусеницами землю, утюжащим врага до
состояния мокрого пятна.
Работы пока велись — в обстановке обычной союзнической свары, когда напарник
вызывает одновременно и дружеские чувства, и непреходящее раздражение.
Американские Штаты должны были поставлять двигатели, агрегаты трансмиссии и
электрооборудования, гусеничные цепи, элементы ходовой части.
Англия изготавливала бронеплиты, элементы конструкции, гусеничные башмаки, катки,
орудийные и пулеметные установки.
Во Франции ожидалось строительство огромного сборочного завода в Неви-Пейль, в 250
километрах к югу от Парижа. И поставки деталей, и строительство завода непростительно
затягивалось.
— Полторы тысячи тяжелых танков к концу восемнадцатого года, — грезил вслух Паттон.
— Господи! Да с такой мощью можно было бы...
Он яростно взмахивал рукой. Пока что американцам приходилось довольствоваться
легкими танками «Рено». На них проходило обучение, на них предстояло идти в бой.
28 марта 1918 года, Париж
Перед генералом Фошем стоял американский генерал Першинг. Замкнутый, как будто
чем-то недовольный.
Сухое, некрасивое, пожалуй, неприятное лицо. Сероватая щетка усов. Холодные глаза.
Солдаты называли его «Блек Джек».
Фош, конечно, знал главные армейские сплетни об этом командире: о том, что он поседел
за одну ночь, когда пришло известие о гибели его семьи на пожаре, о том, что среди своих
предков он числил выходцев из Германии и, возможно, поэтому так восхищался жесткой
немецкой дисциплиной.
— Мы считаем, что одна из причин, по которой немцам удалось подойти к Парижу так
близко, заключается в разобщенности наших сил, — заговорил Фош. — Нам необходимо
общее командование.