Легенды Западного побережья (сборник)
Шрифт:
— Ох, клянусь Священным Камнем, это же сам старый змей! — пробормотал Аллок. Но мой отец так на него глянул, что он сразу примолк, а отец, повернувшись к подъехавшим всадникам, сказал громко и спокойно:
— Доброго дня тебе, брантор Огге.
Мы с восторгом смотрели на драммантских коней. То были поистине прекрасные животные. Брантор ехал на великолепной медового цвета кобыле, которая, впрочем, выглядела слишком изящной и хрупкой для его массивной фигуры. Огге Драму было лет шестьдесят, но он был еще могуч: грудь, как бочка, бычья шея. На нем были черный килт и куртка горца, но и то, и другое из тонкой тканой
— Чинишь ограду, Каспро? — спросил он густым, но неожиданно добродушным басом. — Хорошее дело. У меня есть несколько человек, отлично владеющих искусством сухой кладки. Я пришлю их тебе, пусть помогут.
— Мы сегодня как раз все заканчиваем, — сказал Канок, — но все равно спасибо за предложение.
— А я все-таки их пришлю. У ограды ведь две стороны, верно?
— Что ж, пусть работают, — любезно согласился мой отец, но лицо у него было при этом тверже камня, который он держал в руках.
— Один из этих парнишек ведь твой, верно? — сказал Огге, разглядывая Аллока и меня. Оскорбление было хорошо замаскировано. Он наверняка знал, что сын Канока — еще мальчишка, а не двадцатилетний молодой человек. Ему просто хотелось намекнуть, что он не в силах отличить сына брантора от простого серва. Во всяком случае, мы трое восприняли это именно так.
— Мой, — ответил отец, не называя меня и явно не собираясь меня ему представлять. Он на меня даже не взглянул, и Огге, сменив тему, сказал:
— Теперь, когда наши земли граничат друг с другом, я хочу пригласить вас с женой погостить у нас в Драмманте. Если я, скажем, подъеду к тебе через денек-друтой, ты дома будешь?
— Непременно, — ответил Канок. — И буду очень рад принять тебя.
— Хорошо, хорошо. Я заеду. — Огге небрежно махнул рукой в великодушном прощании, ударил пятками по бокам кобылу и легким галопом двинулся во главе своей свиты вдоль каменной ограды.
— Ах, — выдохнул Аллок, — какая очаровательная кобылка! Прямо вся медовая! — Он был помешан на лошадях не меньше моего отца. Оба только и думали, как бы улучшить поголовье нашего жалкого «табуна», и строили всякие планы. — Вот бы ее спарить с Бранти! Через годок, глядишь, такой отличный жеребенок мог бы получиться!
— А какую цену пришлось бы за это заплатить? — резко возразил Канок.
После этой встречи отец часто бывал очень напряженным и сердитым. Матери он велел быть постоянно готовой к визиту Огге, и она, разумеется, послушалась. А потом они стали ждать. Канок никуда из дома не отлучался, не желая, чтобы Меле принимала брантора Огге в одиночку. Однако прошло, наверно, с полмесяца, прежде чем он соизволил наконец явиться.
Сопровождение у него было все то же — в основном люди из его рода, но никаких женщин. Мой отец в своей бескомпромиссной гордости воспринял это как оскорбление. И не спустил его обидчику.
— Жаль, что жена с тобой не приехала! — воскликнул он без улыбки.
И Огге тут же принялся извиняться и оправдываться, говоря, что его
— Но в будущем она надеется приветствовать вас в Драмманте, — сказал он, поворачиваясь к Меле. — В былые-то времена мы куда чаще ездили в гости к соседям. Одичали мы у себя в горах; совсем позабыли о древних обычаях, а ведь горцы всегда отличались гостеприимством. В городах-то оно, конечно, иначе; там, говорят, у каждого человека соседей, что ворон на падали.
— И там по-разному бывает, — спокойно заметила моя мать. Рядом с его медвежьей тушей она казалась совсем маленькой и хрупкой, но пугливой не выглядела и говорила тихо, как всегда, несмотря на громовые раскаты его голоса, в котором постоянно чувствовалась скрытая угроза.
— А это, должно быть, твой парнишка? Впрочем, я его и в тот раз видел, — и он вдруг повернулся ко мне. — Его, верно, Каддард зовут?
— Оррек, — сказала моя мать, поскольку я безмолвствовал, но вежливо поклониться все же себя заставил.
— А ну-ка, Оррек, дай на тебя поближе посмотреть, — прогремел у меня над головой его бас. — Небось опасаешься дара Драмов, а? — обидно засмеялся он.
Сердце мое билось уже почти в горле, мешая дышать, но я заставил себя высоко поднять голову и посмотреть прямо в его огромное лицо, нависшее надо мной. Глазки Огге почти скрывались в тяжелых набрякших веках и казались узкими щелками; и взгляд у него был такой же холодный и равнодушный, как у змеи.
— Я слышал, ты уже проявил свой дар? — Змеиные глаза его блеснули, когда он быстро глянул на моего отца.
Разумеется, Аллок тогда растрезвонил всем в доме о том, как я убил гадюку, но меня всегда удивляло, как быстро любая молва перелетает в горах с места на место, и ее тут же узнают все, даже те, кто друг другу и слова ни разу в жизни не сказал.
— Да, проявил, — ответил ему Канок, глядя при этом на меня, а не на Огге.
— Значит, слухи, несмотря ни на что, были верными! — Огге отчего-то даже обрадовался и заговорил так тепло и горячо, что мне и в голову не пришло, к чему он на самом деле клонит, а ведь на уме у него было дерзкое оскорбление в адрес моей матери. — Истинный дар рода Каспро — вот что сейчас мне хотелось бы видеть! У нас, в Драмманте, из вашего рода есть лишь несколько женщин, они, конечно, отчасти сохраняют этот дар, да только применить его не могут. Может быть, молодой Оррек устроит для нас небольшое представление? Ты как, парень, не против? — Бас Огге звучал дружелюбно, но настойчиво. Отказаться было невозможно. Я ничего не сказал, но вежливость требовала хоть какого-то ответа, и я кивнул.
— Хорошо, тогда мы отловим несколько змей к твоему приезду, хорошо? Или, может, ты лучше избавишь наши амбары от крыс и кошек, если тебе это больше по нраву? Я рад услышать, что дар Каспро сохранился несмотря ни на что, — это он сказал все тем же добродушным гулким басом, обращаясь уже к моему отцу. — Дело в том, что есть у меня одна мыслишка — насчет моей внучки, дочери младшего сына, — и эту мыслишку мы вполне можем обсудить, когда вы прибудете в Драммант. — Огге встал и повернулся к моей матери. — Ну вот, теперь ты видела, что я не такое уж чудовище, как тебе, наверно, рассказывали. Надеюсь, ты окажешь нам честь? Скажем, в мае, хорошо? Когда дороги подсохнут.