Легион призраков
Шрифт:
— Он мог бы анонимно подбросить ребенка кому-то, оставив его у чьих-то дверей. Бросить ребенка на произвол судьбы, как говорится. Какие были шансы, что кто-то, нашедший подкидыша, раскроет его истинное происхождение?
— В свое время вы нашли меня, — напомнил Сагану Дайен.
— Да, но вас нашли, потому что хотели и заранее замышляли найти, — сухо сказал Саган. — А когда этого мальчика отдавали Гарту Панте, кто знал о его происхождении? Амодиус тоже заранее замышлял, что его сын будет «найден». Подумайте об этом. Теперь вы понимаете, что я имел в виду, говоря о грозящей вам опасности?
— Да, —
— Судя по отчетам Дикстера, надолго упрятать ее не удастся, — заметил Саган.
— Так называемые «призраки»? Вы знаете, кто это?
— У меня есть одна идея, но я предпочел бы не пускаться в спекуляции. Однако крайне необходимо, чтобы мы узнали правду.
— Вы должны идти к нему, — сказал Дайен.
— Да, сир, я должен идти к нему.
— Вы уверены? Если вы правы, то вы можете оказаться в опасности…
— Нет, сир, — решительно возразил Саган. — Я именно тот, кого он хотел бы видеть.
— Да, я понимаю. Конечно, вы правы. Все это: ваше присутствие на исповеди умирающей женщины, этот «Легион Призраков», проникновение в дом Снаги Оме — предпринято…
— … с целью втянуть меня в это дело.
— Но ведь ему известно, что вас нет в живых…
— Я повторяю: вы знали, что я жив. Он тоже знает об этом.
— Но зачем? Чего он хочет? — спросил Дайен.
— Он ищет меня так же, как искали вы. И у него те же мотивы, что и у вас.
— Вы думаете, он поверит вам?
— Я сумею убедить его верить мне, сир.
«Ты и меня можешь убедить верить тебе, — подумал Дайен. — Но поверю ли я? Отказался ли ты в действительности от своих притязаний? Или просто упрятал их под своей потертой сутаной? Кто ты? Лорд Саган или Непрощенный брат? Сам-то ты твердо это знаешь? Чего ты хочешь?»
— Чего я хочу? — спросил Саган, вслух высказав мысль короля.
Вопрос Командующего остался без ответа, а сам Саган повернулся к Дайену спиной и, подойдя к окну, взглянул на звезды. Молчание затянулось.
— Я избрал раскаяние своим именем, когда покинул мир, — заговорил наконец Саган. — Я хотел заслужить у Бога прощение, искупить свои грехи. — Он оглянулся на Даиена. — Знаете, как называют меня братья в аббатстве? Непрощенным. Как видите, они знают правду. Моим молитвам Бог не внял и не дал мне на них ответа. Он молчал. Это было жуткое, мертвое молчание. К вам приходила леди Мейгри, сир?
Застигнутый этим странным и неожиданным вопросом врасплох, Дайен не сразу нашелся с ответом:
— Да, я думаю… думаю, что я видел ее… ее дух. Это было… в ночь освящения. — Он сам удивился, как ярки и живы воспоминания о том дне. — Она ничего не сказала мне, но я чувствовал ее поддержку. Она оставалась передо мной до самого конца речи, которую я произнес тогда. Прежде чем уйти, она подняла руку, как будто хотела предостеречь меня. Конечно, — добавил он, вдруг почувствовав, как глупо то, что он говорит, — я был под сильным влиянием стресса. И я думал о ней. Ничего удивительного, что мне показалось, будто я вижу ее…
— Ко мне она не приходила, — спокойным и бесстрастным тоном произнес
Дайен молчал, не зная, что сказать на это Сагану.
Командующий снова отвернулся и посмотрел в окно:
— Я хотел услышать хотя бы одно слово от Создателя в ответ на мои молитвы. — Рука его сжалась в кулак. — Пусть даже он сказал бы мне, что надеяться не на что. Что я проклят!
Перед Дайеном открылась огромная черная пропасть гнева и безнадежности в душе этого человека, горького раскаяния и отчаяния. Этот человек был обречен в одиночестве идти своим многотрудным путем, лишенный путеводной звезды, какой могла бы служить ему религия. За эти последние три года он прошел бесплодный путь в жалком смирении и покаянии, жертвуя своей гордостью и притязаниями у каждого придорожного креста. И не нашел он на этом пути ни успокоения, ни утешения и забвения, ни родника святой воды. Ничего, кроме нового искушения, — вдруг с силою прозрения понял Дайен. Соблазн и искушение увели Сагана с этого пути в ночь, из которой ему никогда не суждено было вернуться.
Дайена воспитывали в духе атеизма, но ему пришлось отказаться от самодовольного атеистического воззрения на мир. Атеист заранее уверен, что на все есть ответ. В семнадцать лет Дайен считал, что у него на все есть ответы. Многочисленные неразрешимые проблемы и необъяснимые явления научили его, однако, думать иначе. И теперь он остался лишь с одними вопросами.
«Вправду ли я излечил Таска? Или, может быть, это его собственная воля к жизни сотворила нечто, похожее на чудо? Вправду ли я видел дух леди Мейгри? Или это видение было всего лишь чем-то вроде короткого замыкания электроцепи в моем мозгу? Внезапное появление моего загадочного кузена — не разновидность ли это какого-то космического испытания? Или это случайное событие, совершившееся из-за неспособности слабого человека контролировать низменные страсти? Кара ли это? Или всего лишь глупая, хотя и потенциально опасная, случайность?
Но как бы там ни было, Саган прав. Мне необходимо получить ответ на этот вопрос, я должен узнать правду», — думал Дайен.
Так он и решил действовать.
— Хорошо, милорд, — сказал он. — Вы отправитесь туда и узнаете, правда ли, что мой кузен жив. Если да, узнайте, чего он намерен добиться, осуществляя свои, по-видимому, опасные акции. Чего он хочет от нас? Возможно, мы недооцениваем его. Хотелось бы думать, что мы заблуждаемся на его счет. Держите связь с Джоном Дикстером на случай, если в этом возникнет необходимость…
— Это необходимо — информировать Дикстера, Ваше величество? — спросил Саган, слегка нахмурясь.
— Да, необходимо, — решительно ответил Дайен.
Саган задержал на короле пристальный взгляд.
— Хорошо, сир. Думаю, так будет лучше. Но никто больше ничего не должен знать. Никто! Ни ваш лучший друг, ни ваш секретарь, ни капитан вашей личной охраны, ни ваша жена… ни любовница.
«Интересно, — с тревогой и смущением подумал Дайен, — знает ли Саган про него и Камилу или просто так решительно расставляет точки над „и“? Впрочем, какая разница, — решил король, чувствуя, как вспыхнуло его лицо. — Если раньше Саган ничего не знал, то узнает сейчас».