Лёха - сокрушитель Вселенной

Борчанинов Геннадий

Алексей Оболенский тренировался в старом школьном спортзале, фехтовал сразу против троих. Высокий, статный блондин изящными пируэтами уходил от чужих сабель, и сам только обозначал удары, легко лавируя между противниками. Вот кто был избран по-настоящему. А она всё испортила. Богиня вздохнула и повернула свой взор к темнице.

Этот… Самозванец, лысый краснорожий гоблин, на настоящего Героя никак не тянул. Богиня почувствовала некое отвращение к Лёхе, неспособному на подвиг и высокие чувства. Она трижды проверила его жизненный путь после того, как отправила его в мир меча и магии. Верхушкой его карьеры было звание ефрейтора, выданное из-за ошибки

штабного писаря. Ни до, ни после этого никакими достижениями он не блистал, да и вообще не желал блистать, своим духовным развитием лишь слегка опережая обезьяну. И Богиня сильно сомневалась, что её вмешательство что-то изменит.

А ведь Межгалактический Архивраг уже излучал эманации зла во всех направлениях пространства и времени, и с каждым мгновением становился сильнее. Вот и сейчас от очередной эманации тряхнуло так, что по гладкой поверхности Древнего Списка пробежала рябь, словно круги на воде.

Эх, если бы она могла хоть как-то повлиять… Но нет же, Избранный Герой всегда действовал только самостоятельно, и каждый его поступок изменял содержимое Древних Списков так, чтобы никто, кроме самого Героя, не мог влиять на Мультивселенную. Никто, кроме Героя, не властен над судьбой, даже боги. Таков закон равновесия, и Владычица что угодно бы отдала, чтобы хоть самую малость подтолкнуть Паладина к подвигам. Но нельзя, как раз по этим самым дурацким правилам. Что уж тут говорить про замену героя. Совет Девяти имел на этот счёт чёткую позицию.

Владычица в который раз обиженно надула губы. Но ничего поделать она не могла, теперь всё должен был решить её Избранный Паладин, который сидел в темнице вместе со своим петухом. Богиня смахнула изображение в сторону и обратила взор в другую вселенную, где её любимые многомерные фрактальные котики играли клубками звёздных нитей.

Петрович, по своему петушиному обыкновению, ровно в шесть часов утра начал петь, несмотря на то, что в тесной камере не было окон, и солнца он не видел. Биологические часы у него работали безукоризненно, а контролировать свой инстинкт он, по его же словам, не мог, но Лёхе казалось, что петух просто пытается лишний раз вывести его из себя.

— Да заткнись ты, бля! — процедил Герой.

Он так и продолжал сидеть на корточках, прислонившись к холодной каменной стене. Сколько он так просидел — он даже не задумывался, но если петух заорал ровно в шесть, то почти всю ночь.

Вскоре за дверью раздалось железное лязганье, шаги, и в комнатку вошёл вчерашний сержант. Круги под его глазами казались ещё чернее, чем вчера. Следом за сержантом вошёл некий бородатый господин в длинной шубе. Одной рукой, на сгибе локтя, он держал высокую папаху, а другой поддерживал подол, чтобы не подметать шубой здешние полы.

Лёха лениво моргнул. Затем криво ухмыльнулся, глядя, как господин морщит нос, но зажать не может, потому что обе руки заняты. Воняло здесь изрядно, в том числе и от самого Лёхи.

— Ты тут, что ли, герой? — пробасил бородатый без малейшего уважения.

Лёха резко встал. Перед глазами забегали чёрные мушки от чересчур быстрого подъёма, но Лёха устоял на ногах и нагло уставился на бородатого.

— А чё, бля, вопросы есть? — произнёс Избранный.

Сержант извиняющимся взглядом посмотрел на визитёра. Как выразился бы Лёха — глазами срущей собаки. Мол, других героев не завезли, что имеем.

— О, это самый великий Герой из живущих! — снова начал свою шарманку петух, но быстро умолк под тяжёлым взглядом

Героя.

— К вождю его надо, — забавно растягивая гласные, произнёс бородатый. — Да только помыть сперва, а то дух от него такой стоит, что аж с ног сбивает.

— Будет сделано, боярин, — немедленно ответил сержант.

— Да поторопитесь, вождь долго ждать не любит, — приказал боярин, развернулся и вышел, всё так же приподнимая шубу над землёй.

Сержант побренчал ключами, выискивая нужный, и, наконец, отворил дверь. Лёха провёл шершавой ладонью по ёжику волос и вышел, Петрович засеменил следом.

— Веди, — приказал Избранный.

Стражник нахмурился, но под шлемом этого не было видно. Ему стало мерзко от того, что какая-то уличная грязь, едва выйдя из камеры, смеет ему приказывать. Впрочем, он давно понял, что этот мир прогнил до основания. И всё же мириться с этим он не собирался. Но и ответить было нечего.

— А чё у вас, баня тут? — спросил Герой, когда они поднялись по лестнице и вышли во двор цитадели.

Крепость встретила их тусклым рассветом, сокрытым за стеной, и холодным утренним воздухом. Многочисленные слуги и дворовый люд сновали туда-сюда по ежедневным заботам, понурые солдаты в островерхих шлемах сменялись в карауле, а тощие куры лениво ковыряли утоптанную землю, привлекая внимание любвеобильного Петровича.

— Обойдёшься, — буркнул сержант. — Кто ж за ради тебя в такую рань баню топить станет? Вон, бочка стоит, из неё умойся.

— Ну, бля, нелюди, — произнёс Лёха себе под нос, сдерживая злобу.

Но к бочке всё-таки прошёл. Остановился, оглянулся на сержанта. Тот равнодушно смотрел в никуда.

Лёха, разумеется, предпочёл бы баньку. Русскую, парилку настоящую, с веником, с полторашкой, а то и двумя, светлого пива, разливного. Баньку он любил. А тут придётся мыться из бочки, да ещё и на виду у всей крепости, на холоде и под надзором сержанта. Паршивее некуда. Но Лёха и сам понимал, что зачуханился. Если бы его на районе в таком виде увидели, то авторитет пусть и не был бы утерян полностью, но вопросы бы возникли точно. Потому что чуханов не любят нигде. Кому охота нюхать чужую вонь? Но Лёха всё-таки считал, что у него чрезвычайные обстоятельства, ведь он попал в мир меча и магии, и вынужден был бомжевать.

Он закатал рукава и опустил руки в бочку. Холод пополз вверх по коже, волосы встали дыбом, Лёха поёжился.

— Чего полощешься?! Целиком мойся, боярин приказал! — прикрикнул сержант.

— Бля, ну ты и гнида, — буркнул Избранный.

Он оглянулся. Бочка пусть и стояла в самом углу возле стены, но просматривалось всё хорошо. Внимания на них никто не обращал, но это пока.

— Ай, бля, пох, — вздохнул Герой и принялся снимать одежду. — Петрович, за шмотками пригляди.

Лёха с великим трудом перекинул одну ногу через край бочки и некоторое время стоял, не в силах пересилить себя и окунуться. Где-то сзади раздались смешки, но он не был уверен, что смеются над ним.

— Эй, мальчик-с-пальчик, долго стоять будешь? — хмыкнул сержант.

— Холодно, бля! — рыкнул Герой.

— Клюнь его в муде, — предложил сержант Петровичу, но верный соратник остался верен и не клюнул.

Со злости Лёха собрался с силами, окунулся, и в то же мгновение выскочил, будто ошпаренный.

— Себя клюнь, краснопёрый, бля, — буркнул он, натягивая грязную мастерку на мокрое тело.

Пора было идти к Ледовласому.

Глава 15. Ледовласый