Лёха
Шрифт:
— Да больно так!
— Могла и ключицу сломать. Знавал я такой случай — кивнул артиллерист.
— Но почему? И как из нее стрелять тогда?
Середа вздохнул, театрально поднял глаза к небу и опять заныл на известный мотивчик:
— А тетя хохотала.
Когда она узнала,
Что он нам в наследство
Не оставил ничего!
Лёха разозлился и дернул певуна за рукав — со стороны здоровой руки, разумеется.
— Слушай. Хорош ныть. Толком скажи, завтра придется драться, а я опять себя покалечу.
Артиллерист иронично глянул на сердитого покрасневшего летуна-белоручку.
— Я тебе, крылатый пламенный
— Я прижимал — огрызнулся потомок.
— Фи — гуш — ки — пропел сержант. И тут же наставительным голосом пояснил:
— Прижал бы плотно — не отшиб бы плечо. Раз отшиб — не прижал. Когда ты стреляешь — из ствола вылетает пуля. На нее давят пороховые газы с такой силой, что она два километра летит, как нахлестанная. И — как учит товарищ Ньютон — сила действия равна силе противодействия. То есть с такой же силой, как и пулю, толкает и винтовку, но в противоположном направлении. Но она все-таки по весу не как пуля, а потяжелее, потому летит не на два километра. Так вот если ты винтовку к себе прижал — то противоудар приходится на всю твою массу — килограмм 80, потому что вас, дармоедов, в авиации раскармливают, да плюс винтовка четыре кило — получается легкий толчок. А не прижал приклад — получил четырехкилограммовой винтовкой. Получаешь ляпас. Понимэ?
— Ну, в общем — да — задумался Лёха.
— Тогда будь паинькой, скажи доброму Сержанту Середе спасибки и завтра не опозорь мои седины, ученичок. Чтоб каждый выстрел — в цель! И зря не стреляй! Шинели нам нужны с минимальным количеством дырок! Береги патроны!
— Значит, чем легче винтовка — тем у нее отдача больше? — о своем, о девичьем спросил нудный потомок.
— Именно. Я еще и удивился, что ты так спокойно летехе винтарь немецкий отдал. Хотя у того, что ты себе заграбастал, калибр поменьше, так что ничего, не пузырься. То на то и будет. Главное — не журыся, а прижимай к себе приклад, как знойную красотку!
— А как думаешь, завтра бой будет?
— Черт его знает. Но не хотелось бы. Мне б клешню залечить, а то надоело уже калекой шляться.
На место, где предполагалась встреча, выдвинулись едва ли не затемно, надеясь, что если там появятся фрицы или полицейские, то будет это немного позже. Было холодно и сыро, но лучше так, чем припереться самим в засаду. Пробирало до печенок, да еще и дождик принялся моросить. Плащ-палатки помогали сначала, потом советские стали промокать, немецкие, которые воду не пускали, держались дольше, но укрыться ими полностью не получалось, что-нибудь, да торчало. И мокло. Так что Семенову с бурятом и потомком пришлось лучше, чем лейтенанту с Бендеберей, но не намного. Замерзли все, ночи были холодными, да и утро оказалось мозглым. Одна радость — завтрак был по лесным меркам роскошный да и Середа расстарался, был у этого парня талант — еду вкусно готовить. Поваром бы ему быть, а не артиллеристом. Хотя, может, и артиллеристом он был неплохим, просто пока это не довелось проверить.
В обозначенное время никто не появился, дорожка — полузаросшая и давно не пользованная, так и оставалась пустынной. Подождали еще час. Семенов не знал — радоваться или нет. С одной стороны — то, что не приехала уже пара грузовиков с немцами — хорошо. С другой стороны — без лекаря хреново. Пробирала дрожь, то ли от нервного ожидания, то ли от сырости и холода. Продолжали ждать.
Приготовились. Скрип повторился уже ближе, потом еще ближе. Семенов проверил сектор обстрела, унял нервную дрожь и приложился к пулемету. Задачу ему лейтенант поставил заковыристую — нанести немцам максимальный урон — причем тяжелоранеными по возможности, а потом отвлечь преследование на себя, если у фрицев сил хватит и не лягут они на месте все. Если удастся положить всех — это одно. Если нет — уходить, как матери-тетерке, уводя от гнезда охотников. В принципе задачка была головоломной, но внятной. Весь вопрос был в том, кто придет, насколько ученый и в каком количестве. Телега вроде бы одна. Может все-таки лекарь? А не полицейские?
Переглянулся с потомком. Успокоительно мигнул тем глазом, которым мигать было не больно, дескать, не боись — я сам боюсь!
Лёха криво усмехнулся, показывая несгибаемую стойкость и готовность к победам.
Скрип приближался.
Боец пошмыгал носом, попробовал аккуратно пальчиками первый и второй спусковые крючки, приложился, примерился. В прицел медленно вкатилась толстопузая крестьянская лошадка, телега и три мужских силуэта. Один вроде — знакомый, квадратный такой, приземистый — лесник вчерашний, а два мужика — не знакомы. Оружия на виду нет, держатся спокойно.
Лейтенант сам к ним вышел, поручкались, потом лошадь с телегой увели в лес, а Берёзкин рукой махнул — дескать, снимаемся.
Облегченно вздохнув — и потому, что лесник оказался нормальным мужиком, а не сволочью и что лекарь прибыл и, может быть, удастся теперь от раненых отделаться — и оттого, что не надо бегать по лесу с кучей врагов, наступающих на пятки, Семенов подхватил пулемет и поспешил к своим. Следом запыхтел Лёха, тоже обрадованный, и бурят, у которого на физиономии вроде как ничего не отразилось, но вот глазенки явно повеселели.
Точно — один из приехавших был тем самым Жуком. Второй и третий — не представились, только руки пожали. Один — тот, что держал в руке небольшой кожаный саквояжик (точно — лекарь) явно был модником и хотя и был в лесу, а одет был по-городскому, даже и с галстуком, и усы у него были самые модные — аккуратно подбритая «зубная щетка» под самым носом, такие носили те, кому было время их подстригать все время — как у известного комического актера Чарли Чаплина. Семенов смотрел с ним фильмы и они ему нравились, потешные были. Да и многие после Империалистической войны такие носили, вот и у ротного покойного такие же имелись. И у Гитлера такие же усишки были точно.
Правда, говорил покойный ротный, что тут дело не в моде, а в практичности — дескать, как стали газом на фронте поливать друг друга, так и сошли на нет пышные усищи на всех фронтах, погибали пышноусые, противогаз из-за усов неплотно сидел, газ просачивался — и каюк. Вот усачи и перешли на такую экономную щеточку, чтоб и усы имелись, и противогаз надеть можно было. Может, и правда, слыхал Семенов от ротного, что Гитлер тоже газку на войне хапнул. Может, даже и из-за усов.
Второй незнакомец явно с противогазами дела не имел, потому как ему бы и Семен Михалыч Буденный бы мог позавидовать. Пышные усищи были на морщинистой физиомордии, сразу они и замечались, первыми. А глазенки маленькие, хитрые и лукавые — вроде как и незаметны. Себе на уме человек, ясно.