Лёха
Шрифт:
— Нет, ребята, пулемета я вам не дам. Консервов — могу. В обмен на ваши харчи.
— Ну, смотрите… А то бы, а?
— Нет, танк мы не бросим. Нам с ним везло. Да и привыкли мы к антилопе этой уже, хоть и капризная она, зараза — сказал Логинов и похлопал рукой по зеленой башенке, на которой была нарисована мелом не то корова, не то коза.
— Это вы значится — как раз ее и нарисовали? — спросил Петров.
— Ну да — старшой рисовал, он умеет, а я видел, как антилопа Гну выглядит, советовал и поправлял. В журнале «Вокруг света» было — не без гордости признался младший лейтенант, а Спесивцев хмыкнул в усы.
— Да и воевать как-никак надо — война все-таки. А то так и проколобродим по лесам до конца войны. Не дело — сказал он.
— Мы тоже не в деревне на печи лежим — пробурчал Петров.
— Да
— Бери и помни нашу доброту — проворчал мамлей, передавая ящик Петрову.
— Спасибо! — довольно искренне ответил тот.
— Ты спасиба не говори, давай харчи доставай — отрезал мрачный младший лейтенант, поворачиваясь к сослуживцу токаря. Семенов беспрекословно взялся за сидор, стал выкладывать на брезентовую скатерть — самобранку харчи. Сначала поделил было пополам, но Спесивцев выразительно поцокал языком и потряс, наклонившись, ящик с консервами. Тогда, вздохнув, Семенов добавил огурцов, лука и потом — все же достал и отчекрыжил кусок сала.
— Вас всего двое, а нас все-таки больше — пояснил он свою скупость.
— Ладно, куркуль. Забирай консервы.
И старший сержант в свою очередь накидал из глухо брякавших друг об друга банок небольшую кучку. В общем, получилось вполне равноценно. Жанаев тем временем специальным ключом вскрыл другую консервную жестянку — не с крабами, а с патронами и стал вынимать оттуда картонные пачки. Петров тут же стал сдирать упаковки и раскладывать сияющие, словно золотые, патроны по пустым подсумкам. Семенов, укладывая консервные баночки в мешок, усмехнулся, глядя, как Лёха цапнул удивленно пачку с патронами и зачарованно стал перебирать сверкающие блестящие патрончики. То, что не поместилось в подсумки, загрузил себе в сидор Жанаев.
Танкисты держали форс, больше не предлагали остаться. А младший лейтенант не стал этого приказывать. Руки, впрочем, пожали и на прощание пожелали удачи. Семенов все-же вручил Логинову шлемофон, бормотнув: «за учебу». На том и разошлись, пехотинцы гуськом двинули дальше в лес. Танкисты остались стоять рядом с маленьким и таким несерьезным танком, носящим нелепое имя «Дочь Антилопы».
А на душе у Семенова опять было тяжело. Только порадовался, что вышли к своим — и вот, пожалуйста, обломились. Только порадовался, глядя на танкистский парадный мундир, что наконец-то нашел командира и может сплавить с глаз долой этого самого потомка — ан командир оказался настолько несерьезным, что и тут обломился. Да еще очень настораживала пальба, которая несколько раз вспыхивала — хоть вроде и далеко, а все-таки в пределах слышимости. Это было очень плохо — выстрелы слышны за три-пять километров. Значит кроме своих тут же неподалеку и германцы шляются. Нет, конечно, на звук влияет многое — и погода и природа и даже время года, но все-таки в среднем — где-то так выходит. Зимой слышнее, в лесу — глуше, но сырая погода звук дает дальше, а вот дождь — наоборот глушит. Пока Семенов повел своих в том направлении, где пальбы точно не было, хотя это получалось и не совсем строго на восток. Но лезть туда, где работает автоматическое оружие, не хотелось. Хорошо еще патронов добыли, с патронами жить веселее и даже где-то по большому счету — приятнее.
Спутники шли быстро, приходилось подстраиваться под такой темп ходьбы. В кармане брюк тихо побрякивали патроны — Лёха не удержался и пяток словно позолоченных боевых патронов сунул себе в карман. Для чего — и сам не смог бы объяснить, но, во-первых, впервые в руках такие красивенькие вещицы держал, во-вторых, очень уж симпатичные они оказались, а в-третьих, это настоящие боевые патроны, этакая консервированная смерть и держать их при себе словно бы как-то возвышало в собственных глазах. Спутники шли мрачные, даже невозмутимый Жанаев что-то хмурился, а у Лёхи настроение наоборот поднялось. Вроде пустяк проехал и агрегат дурацкий — а приятно. Здорово получилось. Не совсем к месту вспомнилось, что генеральный хвастался, как за немерянные бабки рулил настоящим танком, интересно как бы генеральный на такой машинешке рассекал. И не так, чтобы очень уж сложно оказалось. Ну, то есть понятно, что он и полсотни метров не прокатился, а уже гуслю потерял, но ведь ехал сам и по рукам никто не бил. Очень непривычное ощущение — когда по твоей воле вдруг начинает перемещаться тяжеленная штуковина. Вообще-то будь Лёхина воля — он бы скорее остался с танкистами. Но спорить с Семеновым, а тем более злобным Петровым совсем не хотелось. Лёха сунул руку в карман, поперебирал гладенькие, словно шлифованные патроны и усмехнулся. У этого младшего лейтенанта на торжественно повешенном парадном мундире в петличках были забавные латунные мотоциклы на фоне шестерни. И костюм непривычный, хоть и с галстуком (скажи кто раньше, что в то время галстуки носили — Лёха бы ни за что не поверил) и мотоциклетные войска — тоже необычно.
Шли между тем довольно долго, потом под ногами стало хлюпать, а вскоре стало откровенно мокро, и Лёха набрал воды в левый ботинок. Холодной, надо заметить, воды.
— Черт, болотина тут. Ладно, разуваемся. Портки снимаем и постараемся проскочить — сказал Семенов.
Разделись, но только зря запачкались и померзли — болотина была большой, глубокой и брода в ней не было.
— Придется краем обходить — серьезно сказал персонально Лёхе озабоченный дояр — потому кончай патронами бренчать. Тихо надо идти, не получилось у меня обойти всю эту заваруху. Вроде как стрельба стихла, а немцы ночью не воюют. Попробуем проскочить.
Пошли почти впритирку к болотине, по-прежнему босиком. Лёха с огорчением ждал, когда опять насморк одолеет, но почему-то нос дышал нормально, хотя и замерзли ноги сильно.
Семенов рыскал впереди, выбирая дорогу, остальные шли следом. Почти совсем стемнело, потому Семенов, подумав, отвел спутников на сухое место, на мшистый взгорбок и там, по возможности тихо, устроились на ночлег, под себя постелив плащ-палатку, а сверху накрывшись шинелью и противоипритной накидкой. Перекусили на сон грядущий огурцами с хлебом, действуя практически на ощупь. Караулить первым остался Петров, остальные по возможности тесно прижались друг к другу и моментально уснули. Лёха по совету дояра снял ботинки и на ночь натянул свои чуни из шинельных рукавов.
Было сначала холодно, потом Лёха угрелся и даже не проснулся, когда озябший Петров залез на место Жанаева и когда Жанаев растолкал на рассвете Семенова. Тот негромко поругал отдежурившего две смены азиата, но тихо, без старания, просто для порядка. У Жанаева же было свое соображение — в лесу проводником лучшим был как раз Семенов и стоило ему дать как следует отдохнуть, потому как от его глаз, ушей и сообразительности сейчас зависели напрямую все жизни в этой группке. Уж чего-чего, а помирать Жанаев не собирался ни за что. Тихо собрались, разбудили Лёху и, позавтракав, чем бог послал, и, прислушавшись, двинулись дальше в обход широко разлившегося болота. Пальба началась попозже и вроде как была в стороне и сзади.
Трещало там достаточно сильно, хотя и явно на пределе слышимости, как в кино. Просто пару раз бабахнуло особенно серьезно, потому и обратили внимание — там еще трещали пулеметы — от них шума больше, чем от простого винтаря, как негромко пояснил Семенов, а что грохнуло так сильно — кто ж знает. Постукивали очереди минут пятнадцать, как предположил менеджера. Хорошо, что по прикидкам дояра пальба была не у тех, кто с танчиком остался, почему-то это порадовало Лёху.
Через час, наверное, монотонной ходьбы по жидковатому леску дояр-следопыт обратил внимание на что-то в болотине — они так и хлюпали по сырости, видимо тут было идти безопаснее. Лёха перевел дух, пригляделся. Недалеко от них в воде торчал кузов и квадратная кабина небольшого грузовичка размерами с «Газель». Неугомонный Петров тут же глянул вопросительно на дояра и спросил:
— Я гляну, что там, может что полезное?
Семенов кивнул, и его сослуживец стал шустро раздеваться. Залез голышом в воду, захватив с собой только штык от винтовки, пошипел от холода и очень скоро уже открывал не без натуги дверцу кабины. Повозился там, вылез недовольный.
— Пусто!
И полез, кряхтя, в кузов. Судя по плеску — в кузове вода тоже имелась в избытке.
— Ну, что там — тихо и нетерпеливо спросил Семенов.
— Чемоданы какие-то, ящики. О, канистры! Тяжелые. А на чемоданах мастичные печати.