Лёха
Шрифт:
— Светофильтр в комплекте — гордо заметил артиллерист — и еще красный есть!
— Это замечательно, только вот что с этим лиходеем решим? Вязать его на ночь надо серьезно, но чтобы утром идти мог — сказал Семенов и призадумался. Вязать людей ему до сего момента не приходилось ни разу.
Странно, но влитая в брюхо крынка молока сработала как магия оживления. Чем дальше шли, тем лучше себя чувствовал потомок. Не в том смысле, что ему хорошо стало, на самом деле хреново ему было, чего уж, но вот словно стали включаться разные системы — как у того изувеченного Терминатора запасные
К тому же вьючный Семенов так зачастил ногами, что поспеть за ним было проблемой, хотя и Лёха и Середа всей душой мечтали сейчас оказаться подальше от деревни. По дороге артиллерист что-то убедительно говорил по — немецки, видимо для конвоира, потом выдохся что ли. Замолчал. Ткнул аккуратно локотком Лёху в бок. На вопросительный взгляд мотнул головой в сторону кустов на обочине. Потомок запнулся и чуть не шмякнулся плашмя, таращась в кусты. Вопросительно посмотрел на напарника. Тот усмехнувшись оттянул указательным пальцем здоровой руки уголок глаза и опять мотнул головой в кусты.
Ясно, Жанаев присоединился и сейчас сопровождает сбоку. Теперь выбрать место поудобнее и можно разобраться с конвоиром-полицаем. Середа сбавил ход, словно прислушиваясь. Вид у него был какой-то ехидный, самую чуточку, со стороны могло бы показаться, что это просто такое вот у фрица высокомерное выражение хари, но за то короткое время, что они были вместе Лёха уже навострился понимать, что за настроение у спутников. Прислушался сам и диву дался. Семенов мало того, что пер мешок, он еще и ухитрялся троллить полицая, причем разводил его грамотно, по-взрослому.
Возродившийся потомок навострил уши. Боец подбивал своего конвоира перейти на свою сторону, вот уже предложил отдать винтовку и все он сделает сам. Лёха удивился тому, какое тупое выражение приняло лицо Середы, потом увидел, что конвоир украдкой оборачивается, оценивая как там сзади, немцы эти недоделанные. Подумал, что вот чертов артиллерист сообразил и подиграл товарищу, а он, Лёха не додумался. Впрочем, потомку и прикидыватьься не надо было, шаркал он ногами по-стариковски, да и бравым никак не выглядел. И захотел бы, не смог.
— Не, нихрена этот шпырь в сером френче не поддастся. У Темной стороны есть печеньки — подумал Лёха и оказался прав. Семенов встал, словно бы мешок поправить, тут же сбоку из кустов выскользнул бурят, хищно и радостно осклабясь, и воинственно держа пулемет. Знакомо зашипел, словно котяра большой, взяв конвоира на прицел.
Конвоир оглянулся. Полуоткрыл рот. Недоверчиво уставился на азиата. Перевел удивленный взгляд на Лёху с Середой, чему-то обрадовался, потом опять обалдел, когда Середа тоже взял его на мушку своего пистолета. И так обалдел, что стоял столбом, когда с него Семенов снял обе винтовки. Ни малейшего сопростивления не оказал. Пришлось этого тупаря тащить под белы руки в лес, сам он мог только ноги переставлять, словно механическая кукла.
На этот раз считать до двадцати шести не понадобилось. Середа тут же с Семеновым вытряхнули из полицая ответы на десяток самых насущных вопросов, но это Лёха не очень видел, потому как дорвался до харчей. Кругляши оказались моченой свеклой, вкус был на любителя, но брюхо было радо и этому, тем более, Жанаев протянул кусок свежего хлеба. С хлебом пошло лучше. Жевали поспешно, слушая и глядя вокруг. Но вот сейчас не было той паники, что творилась в мозгу, когда только-только удрали из колонны пленных. Подошел Середа, наскоро перекусил, пока Жанаев помогал товарищу своему тяжеленный мешок на полицая навьючить, он с одной рукой там был не в тему. Лёха удивился немного, думал, что пришьют они своего упертого пленника тут же, а нет, то ли решили пощадить, то ли что еще, скорее всего — чтоб мешок тянул.
— Нам ноги надо делать, не ровен час селяне засветятся. Припрется кто немецкий с шоссе, вопросы возникнут. Нас начнут искать, а мы тут ни в зуб ногой, местные же все стежки знают. Да и проводник этот новолепленный, не верю я ему совсем. Сука он продажная, даже если сейчас и будет нам помогать, то предаст в момент. Мы ему никто и звать нас никак, а родные все-таки ему остальные Гогуны — давясь, выговаривал потомок.
Середа помалкивал, сосредоточенно жевал, так что за ушами трещало, слушал. Потом проглотил, подмигнул и тихо-тихо ответил:
— Не будут нас Гогуны искать. Стоит им только с немцами встретиться — и все, хана им. Без вариантов.
— Это как? — удивился потомок.
— Очень просто. Не считай других вокруг идиотами — сам идиотом не станешь. Мы с тобой хорошо разыграли свою партию, селяне ПОВЕРИЛИ, что они хитрее и уменее. И все, попалась птичка в сетки.
— Не понял — искренне выпучил глаза ряженый старшина ВВС РККА.
— Да просто все. Учиться надо в школе лучше, вот чего я скажу. Ученье — оно, знаешь ли, свет. А неученье — соответственно — тьма. Так говорили классики!
— Обоснуй! — ляпнул Лёха, вдруг почуяв, что в ответ услышит сакраментальное «от обоснуя слышу». К его удивлению торопливо евший Середа не без гордости пояснил:
— В оставленной мной расписке написано следующее: «Дана настоящая расписка мной, арбайтсфюрером Албрехтом Дижоном фон Мотетоном старосте деревни Гогуну Александру и руководителю сил самообороны той же деревни Гогуну Александру в том, что ими нанесен серьезный ущерб Рейху, выражаемый в том, что их банда схватила нас и, вероятно, уничтожит в ближайшем будущем, отомстите за нас и не верьте ни одному их слову, потому что каждый из них является 1 (одним) бандитом. Прошу соответственно наградить их свинцовыми медалями и веревочным пайком. Хайль Гитлер! Подпись». Читать по-немецки в селе никто не умеет. Ну и все, целуйте веник.
— Нихрена же себе ты ловкач! — ахнул в непритворном восхищении Лёха.
— И добавь еще два армейских велосипеда, которые им внезапно оставили с чего-то. И кто им поверит? А если еще окрестности потом прочешут и мертвяков найдут, опять же голых… Хана этим уродам.
— А не слишком ли ты заумное имя придумал? И подпись могут сверить!
— Ты помнишь, вы с бурятом суетились, мешали мне документы читать? — улыбнулся артиллерист, которому искреннее восхищение напарника было явно приятно.