Лёхин с Шишиком на плече
Шрифт:
Он приподнял ногу, собираясь носком ботинка потыкать в "трубу": а вдруг она проявит себя более отчетливо? Но в ухо предостерегающе зашипел Шишик.
— Нельзя, да?
Ответа не последовало, но и так все было ясно. Но "труба" чем-то не понравилась Лехину, чтобы он просто так оставил ее в покое.
— Не хочу, чтобы она здесь валялась.
Шишик закатил глаза: мало ли чего не хочешь.
— Джучи ведь тоже ее перескочил. Значит, это патология, и ее не должно быть. Может, мечом попробовать?
— Кхе-кхе, — откашлялись слева.
Лехин увидел
— Ночная прогулка, Дормидонт Силыч?
— Да какое там! Вас ожидаючи, Алексей Григорьич, все глазоньки проглядели. Вот, дежурство решили соблюдать, а то ведь в квартирку свою пройдете мимо нас, неприкаянных, так и жди новостей, пока дедушка домовой допустить до вас не изволят.
— Дормидонт Силыч, это подождет, вы мне лучше скажите, что это за штуковина здесь лежит и отчего мне так сильно хочется мечом ее порезать?
Привидение по шею въехало в землю, разглядывая "трубу". Лехину стало неудобно выситься над собеседником — присел на корточки.
— А, это Зеркальщик. Сам по себе безобидный и даже порой нужный. К ночи соседа вашего с верхнего этажа местные пьянчужки бить собрались. Уж очень он любит дразнить народ. Ну и стукнули его пару раз. А крику нехорошего много было. Не будь Зеркальщика, страшно б побили его. А Зеркальщик ругань подобрал. Федьке-то вашему и не так досталось, как могло статься.
— Значит, безобидный, говорите…
— Э, Алексей Григорьич, Зеркальщик — палка о двух концах. Он безобидный до поры до времени. Нажрется всякой погани до невмоготу, да потом и лопнет — да еще там, где не надо бы. Вот тут-то и начнется. Свара, ругань, драка — то ладно еще. А ежели у Зеркальщика много чего было, и до смертоубийства дойти могут.
— И что вы мне присоветуете? Оставить его здесь?
— Мечом здесь не поможешь. Вон, среди травки газонной, люк видать от канализации. Вот если б открыть его да Зеркальщика до него дотащить… В канализации-то ему самое место.
— А не порвется по дороге?
Призрак завис над Зеркальщиком.
— Не должен. Рано еще ему. Возьметесь, Алексей Григорьевич?
Лехин ухватился словно за целлофановые края — мягкие, теплые, тяжелые, будто свеженаложенное… гм… Сказал сквозь зубы:
— Возьмусь.
17.
Остаток ночи Лехин воевал во сне: с кем-то дрался, от кого-то удирал по городским улицам, узнаваемым и нет, за кем-то подглядывал. Везде его сопровождали агрессивные твари, встреченные у бара. Он старался их не замечать, что было тяжеловато: они множились раз от разу — и видимые, и невидимые. Они преследовали, не нападая, а только исподтишка следили из-за всех углов.
Во сне Лехин знал, что зверюги бросятся на него только со спины, поскольку в бою, лицом к лицу, его души им не заполучить.
Во сне царствовала ночь, и он совсем не удивился, когда венцом беспокойной войны взвыла сирена из военных фильмов.
— Але, — хрипло сказал он в телефонную трубку, из-под глыбы сна сообразив-таки, что звонит мобильник.
— Спишь, — констатировал холодный голос Бывшей Жены. — Посмотри на часы. Одиннадцатый час. Во что ты превращаешься, Алексей? Я предупреждала, чем может закончиться твоя новая работа. Люди с врожденной интеллигентностью не позволяют себе опускаться…
Лехин отложил трубку и кряхтя сел. Теперь речь Бывшей Жены (даже мысленно не мог заставить себя назвать ее по имени) зажурчала плохо различимым словесным потоком. Во время излагаемой ею лекции, в которой абсолютно не требовалось его участия, он сходил в туалет и в ванную, заглянул на кухню и поздоровался с Елисеем (тот водрузил турку с кофе на самый маленький огонь — наверное, запомнил, как варит Лехин с утра), после чего вернулся в комнату. На кровати, склонив пушистую башку с задумчиво уставленными на трубку ушами, сидел Джучи. Трубка подозрительно молчала, и Лехин с надеждой схватил ее: а вдруг Бывшая Жена отключилась? Увы…
— Алло, — позвал он обреченно: лекция закончилась раньше обычного.
— Почему ты сразу не заговорил?
— Был в туалете.
— Воспитанные люди…
— Я невоспитанный и неинтеллигентный, что мы выяснили достаточно давно. Не будем сейчас на этом зацикливаться. Зачем ты звонишь?
— Мне нужны деньги.
— Мне тоже. Боюсь, те, что я могу предложить, не удовлетворят твоих аппетитов.
— Ты купил квартиру.
— Два года назад. — Лехин не стал уточнять, что квартиру получил почти в подарок. Все равно не поверит.
— Двухкомнатную. Откуда у тебя деньги? Такие?
— Воспитанные люди таких вопросов не задают! — съязвил Лехин. Бывшая Жена подковырки не заметила: она считала себя идеально воспитанной и крепко верила, что искренне заботится о благополучии бывшего мужа.
Следующий ее вопрос он предугадал и остался доволен, услышав:
— Зачем тебе двухкомнатная? Пустота всегда будет напоминать тебе о твоем одиночестве, а значит ты всегда будешь ощущать свою неполноценность и недостаточность.
— По себе судишь? Бедняжка, как же тебе одиноко с мужем в двухуровневой квартире!
— Ты мог бы поменять свою квартиру на однокомнатную, — железно продолжала гнуть свою линию Бывшая Жена, — а доплату отдать мне.
— Кажется, раньше это называлось "святая простота"? — спросил себя Лехин и ласково объяснил: — Видишь ли, милая, я и правда подумываю об обмене. Приглядел тут трехкомнатную. Прелесть — квартирка! Мечта!
Бывшая Жена замолчала надолго. Так надолго, что Лехин успел натянуть джинсы и присесть за столик с кофе и "канапешками", приготовленными Елисеем. Сам домовой сел напротив с кружкой — Лехин сунул в нее нос — липового чая. Кофе оказался неплох. Примерно так варил его и Лехин. Ставя чашечку на стол, он нечаянно задел тарелку с сыром. Звон посуды возбудил в жене подозрения.