Лёхин с Шишиком на плече
Шрифт:
— Так вот, Алексей Григорьевич, насчет того человека, — торжественно заговорил Елисей, — ежели по-простому, он и не мертвый, и не живой…
Джучи, бессовестно дрыхнувший за спиной хозяина, резко вскочил, зарычал и вздыбился на дверь. Стена справа от двери вдруг застрочила пулеметной очередью, плюясь бешено влетающими в комнату привидениями. Встрепанное нечто, в котором Лехин с трудом узнал Дормидонта Силыча, срывающимся голосом вскричало:
— Алексей Григорьич! Спасай соседа своего! Ибо смерть ему грозит! Страшная!
— Где он?
— На лестнице
В первую секунду Лехин решил, что Федька Кривой с утра пораньше, вместо опохмелки, снова нашел, где надраться; внутреннему взгляду представилось, как сосед ползет по лестнице, с которой вот — вот сверзится. Но не успел Лехин схватиться за ручку входной двери, как сердце набатно и холодно забухало в груди от дружного вопля призраков:
— Куда без меча?!
18.
Только на бегу, затягивая ремни, Лехин понял, какой страх прозвучал в крике привидений. Этот страх взвинтил его до жуткого напряжения внутри и почему-то расслабил в движении, в ремни поэтому он почти нырнул, а не стал суматошно выдирать меч из ножен. Именно страх выбросил его из квартиры и с крутого виража вокруг лифта вынес на лестницу.
— О-о, сосе-эд!..
Федьку разнесло основательно: он стоял внизу, на предпоследней ступеньке, одной рукой упершись в стену, другой вцепившись в перила; стоял, набычившись вперед, словно лыжник, летящий с трамплина, но летящий странно — раскорякой, по-лягушачьи.
Лехина его явление просто оглушило, он успел представить сотню картин, в половине которых ночные зверюги Федькой уже вовсю закусывают. А тут на тебе: мутные глазенки счастливо закатываются, опухшее лицо озарено пьянейшей ухмылкой.
— Сы-сед!
Из-за лифта вылетело туманное облако (перистое) и, срываясь, вновь завопило:
— Тащи его в квартиру! Бога ради, скорее, Алексей Григорьич! Скорее!!
"Что происходит?! Что за черт?!"
Неуверенно сбежав по лестнице и отодрав левую руку Федьки от перил, Лехин машинально глянул на нижнюю лестницу. Через секунду пьяный сосед недоуменно бурчал что-то в живот Лехина, потому как Лехин свалил его кулем на собственное плечо и заторопился наверх.
Те двое на лестнице. Они подняли глаза на Лехина, и участь Федьки была решена. Неизвестно с чего, но Лехин твердо уверился, что эти двое убьют любого на своем пути.
Почудилось или шаги внизу и в самом деле зачастили?
Федька хоть и небольшого росточка мужичонка, оказался, как всегда, на удивление, тяжелым ("Второй раз за сутки тащу!" — мрачно вспомнил Лехин), как мешок с песком. Придерживая его, чтоб не сползал на сторону, Лехин свернул за лифт и отметил: неизвестные изо всех сил скачут по лестнице. Еще пара прыжков — и они будут у дверей лифта.
Подстегивающие вопли привидений так разогнали Лехина, что он влетел в квартиру, забыв закрыть двери. Домовые не забыли, ждали наготове: Елисей хлопнул металлической дверью, а шустрый Никодим подпрыгнул вверх — прикрутить замок и грохнуть маленьким засовом. Спрыгнул, чудом увернувшись от второй, деревянной двери, которую толкал Елисей на пару с Шишиком. Остальные Шишики сидели на полке над вешалкой и переживали, что не могут помочь: Джучи бдительно следил за порядком в доме ("Чужих не пущать!").
Между тем Лехин свалил недовольно хрюкнувшего Федьку на коврик и осведомился в воздух:
— И что дальше?
— Привел к себе — похмеляй! — обрадовался Федька, выделив для себя главное на сейчас, и сделал решительную попытку встать. К его счастью, ноги почти не держали, а то у Лехина немедленно зачесались кулаки одним ударом вырубить на время соседа. Где уж тому знать, что он невольно ограничил свободу своего "гостеприимного" хозяина.
В железную дверь громыхнули так, что зазвенело по всему подъезду. Сосед откликнулся на грохот витиеватей фразой, в которой если и были здоровые, нормальные слова, то заплетающийся язык превратил их в нечто неудобоваримое.
— В комнату его, — предложил Елисей, — здесь мешать будет. Позовем Прокла. Пусть возится со своим хозяином.
В дверь опять загрохотали — теперь уже чаще, отчего Федька жалобно и болезненно скривился и обнял голову ладонями со вздувшимися жилами. Лехин со вздохом подхватил его под мышки и втащил в зал: времени поднять Федьку не было, и виски у самого начинали ныть от безостановочного грохота. Домовые приплясывали на диване — "давай, мол, сюда, хозяин!" На диван Лехин уложил соседа скрепя сердце. Вещь-то куплена недавно, не дай Бог, Федька попортит. Уловив его сомнения, Елисей кивнул на потолок.
— Ничего, сейчас Шишики Прокла приведут да усыпят соседа. Они на это мастера. Ты только Джучи сюда не пускай. У кота ведь свои соображения, кому тут можно сидеть…
В прихожей Лехин сморщился и обратился к привидениям:
— Сделайте же что-нибудь! Вы же умеете на время входить в человека! Образумьте их, уведите куда подальше! И вообще… Кто это? Почему они так на Федьку взъелись?
— Федька-то им только по дороге попался бы… Как говорится, заодно уж. Шли-то они к тебе, Алексей Григорьич.
— Зачем?!
— За кем нынче ночью охотился, те и послали, — хмуро объяснил Дормидонт Силыч. — И войти мы в них не можем, а если б и могли — не захотели бы. Отравлены они, Алексей Григорьич, ядом страшным. Не простым, что на тело действует. Душа у них отравлена. Думаешь, не попробовали войти? Еле ноги унесли. Эти, отравленные, они ведь до нетронутых душ страшно охочие. Войти-то легко, да только слопают…
Он запнулся, и Лехин договорил про себя: "За милую душу".
— Хорошо. Ладно. Суммируем. Этих двоих отравили специально, чтобы послать ко мне. Вопроса "зачем" я уже не задаю. Поскольку они отравленные, внедриться в них вы не можете. Что делать мне?
— Убить, конечно, — удивленно сказал Касьянушка, а домовые закивали.
— Вы что — с ума сошли?! Среди бела дня убивать людей?!
— Не нравится среди бела дня — дождись ночи! — рассердился Елисей. — Двери у нас крепкие, переждать времечко нетрудно. Только ведь у нас соседи есть, они ждать не станут. Выйдут хулиганов отругать, что будет?