Лёхин с Шишиком на плече

Радин Сергей

— Так торопился, что распечатку забыл дома.

— Ага! Все-таки нашел?

— Странно, что с этим ты обратился ко мне, а не к коллегам по организации. — Олег попытался быть саркастичным, но срывающийся голос портил впечатление. — И странно, что ты сам без компьютера и, скорее всего, не умеешь им пользоваться.

— Я его боюсь! — серьезно объявил Лехин. — Это во-первых. Во-вторых, я не люблю вмешивать в дело, которое веду, сотрудников. Суеверен, к сожалению. Ладно, выкладывай, что ты там накопал.

Треск снизу прервал беседу. Оказывается, пока шел разговор, черная жидкость

на удивление быстро застыла, а затем и вовсе остекленела. Когда Лехин машинально приподнял край паласа — его середина с тем самым треском и раскололась. А секунду спустя эта середина рухнула — обвалилась черной крупой.

— И что будет дальше? — спросил Олег, нервно улыбаясь громадной дыре в паласе. — Что? Может, оно еще и загореться должно?

— Кладем, — скомандовал Лехин. Палас опустился. — Ничего не будет. Пошли на кухню. Мне надо выпить, а то я сейчас точно… Извини… В общем — нервы надо успокоить.

— Кухню я найду, — отозвался Олег. — Ты бы лучше умылся для начала… А твою пропажу звали — или все еще зовут? — Дмитрием Витальевичем Соболевым.

Почти вышедший из комнаты, Лехин обернулся на стук, одновременно мягкий и тяжелый. У дивана, кряхтя и держась за поясницу, поднимался Елисей. Никодим все еще сидел наверху. Но оба одинаково ошеломленно смотрели на Лехина квадратными глазами. Имя, пока еще прозвучавшее пустым звуком для их хозяина, кажется, произвело на домовых жуткое впечатление. Неужели они что-то знают об этом человеке? Интересно…

От резкого поворота Лехина у двери перепугался Олег. Сначала он решил, что хозяин среагировал на имя. Но, проследив направление взгляда — в пустоту у дивана, понял, по-своему, что нелогичные появления-исчезновения-превращения продолжаются.

— Лехин! Снова, да?!

— Показалось. Все чисто. Пошли.

Вдогонку Елисей сказал — Лехин постарался не вздрагивать и не останавливаться:

— Ты, Лексей Григорьич, умойся, а мы тебе чуточек позже все обскажем про того Соболева.

На часах в прихожей стрелки потихоньку двигались к полуночи, Лехин душераздирающе зевнул, едва удержавшись от сладостного подвыва. Господи, как спать-то хочется!..

Олег притулился в уголке за столом. Ему, достаточно высокому, здесь было явно неудобно. Над головой нависал посудный шкаф, и позабывшему о нем при вставании обычно доставалось по темечку. Зато, как машинально отметил Лехин, уголок был стратегически удобен: можно не бояться внезапного нападения. Знать бы только, Олег сознательно сел сюда или инстинктивно…

А о себе Лехин понял одну вещь. Правда, не понял ее значимости, важная эта понятая вещь или нет. Он понял, что с какого-то момента начал болезненно-остро воспринимать и расшифровывать любое движение тела и души всех, кто попадется на глаза. Себя — в том числе. Например, почему не пошел умываться в ванную комнату? Почему, прихватив полотенце и чистую майку, скрючился над раковиной в кухне? Почему? Объясняем просто: напряженный Олег расслабился и принялся резать сыр и колбасу, как только увидел на пороге кухни Лехина с полотенцем. Да и Лехину компании захотелось, не только паранормальной, а обычной, человеческой.

— Лехин, а у тебя выпить-то найдется? Ты ж, вроде, трезвенник?

— Трезвенник — понятие растяжимое. Если я выпиваю по рюмашке время от времени, но не напиваюсь до поросячьего визга каждый божий день — считать ли меня трезвенником? Ладно, позже пофилософствуем. Выпивон над тобой, за дверцей справа.

На подоконнике появился Елисей, придирчиво оглядев накрытый стол, напомнил хозяину:

— В холодильнике сковорода с жареными котлетами. Только разогреть. А то что это — все холодное. А через минутку под стол загляни, Лексей Григорьич. Мы с Никодимом помидорчики да огурчики режем.

— Угу, — буркнул Лехин и спросил Олега: — Котлеты согрею — будешь?

— Не знаю, закуски и так много.

Вспомнив, что Олег в некоторых вопросах человек застенчивый и нерешительный, Лехин уже не спрашивал, а поставил сковородку на огонь, после чего дымящиеся котлеты вывалил на тарелку, которую поставил поближе к коллеге.

— Давай рассказывай, — велел хозяин раскрасневшемуся после первой же рюмки Олегу.

— Много не расскажешь. В основном история совпадает с тем, что ты говорил. Случилась история год назад, в августе. Соболев Дмитрий Витальевич, 45 лет, доктор философских наук(Лехин присвистнул) с кафедры истории педуниверситета, возвращался с дачи в город. Остановился на пригородной остановке купить сигарет. На него напали шестеро бритоголовых. Свидетель, продавщица киоска, испугалась происходящего и закрылась. Когда осмелилась выглянуть, на остановке никого не было: ни Соболева, ни тех шестерых. Да, там же осталась машина Соболева — старенькая "Ауди" в хорошем состоянии… Если те шестеро увели с собой Соболева, странно, что машину оставили. Ключи были на месте. Лехин, если это не секрет: как вписывается Соболев в это… ну… это дело с лабораторным человекам?

— С лабораторным? — удивился Лехин. С трудом вспомнил. — А, лабораторный. Это один из шестерых убийц.

Олег онемел. Привел его в себя кусочек котлеты, с вилки съехавший по пальцам. Олег словил его на лету, машинально сунул в рот и, только поймав себя на этом и на том, что так же машинально слизывает масло с пальцев, смутился.

— Возьми салфетку. Извини, сразу не предложил.

— Так Соболева убили?

— Здесь, Олежка, такая катавасия, что Соболева убили, но он жив. Мура сплошная, но никуда от фактов не деться.

— Ничего не понимаю.

— Эх, Олег, ты человек со стороны, и тебе позволительно ничего не понимать. А ведь, если честно, я уже несколько дней веду расследование и тоже ничего не понимаю. Вот уже где полный абсурд и позор на мою седую голову.

"Седая голова" особенно была хороша, если вспомнить, что с Олегом они почти ровесники.

38

.

Выяснив, что Олег приехал на машине, Лехин устроил его, совсем сомлевшего, в спальне. Первые две рюмки прошли незаметно, а после третьей Олег расслабился и даже ослаб, так что в спальню хозяин сопроводил тяжелое, тюфякообразное существо на вялых, подгибающихся конечностях. Сопроводил, пылая к нему острой завистью: свалился, дрыхнуть будет!..