Лёхин с Шишиком на плече
Шрифт:
— … потому что застрял на границе миров, — вспомнил Лехин. — Хотя этого я тоже не понимаю.
— Застрял — это значит: куда Проводник ни идет, за его плечами всегда выход в другой мир, — объяснил Никодим. — Больше всего об этом знают Шишики, но они только показывать умеют, а рассказать не могут.
Стараясь хоть приблизительно представить, что это такое — человек, за спиной которого выход в другой мир, Лехин непроизвольно вздрогнул: Проводник видит привычный земной мир, но за его плечами жадно раззявленная пасть пещеры, откуда выглядывают
— Но почему он забыл?
— Его убили, — напомнил Никодим. — В момент смерти его способности медиума полностью раскрылись. Но изменили своё качество, окрасившись черной ненавистью к убийцам. Проводник воззвал к отмщению. А когда воззвал, то открыл дверь другому миру. Но не миру духов. Другой мир вошел в него и встал за его плечами. Так Проводник стал жить. Он еще помнит, что этот город ему знаком, но смотрит на него глазами чужого пространства, чужого мира.
— То есть получилось, что он обменял жизнь на имя?
— Имя — это основа и суть любого живого существа, — сухо сказал Елисей. — Недаром в древности люди, получив при рождении имя, предпочитали пользоваться прозвищем.
— У меня такое впечатление, что вы подталкиваете меня пойти к нему в подвал и просто поговорить, вставляя в каждую фразу "уважаемый Дмитрий Витальевич".
— Если он вспомнит, как его зовут, дыра в чужое пространство затянется.
— Ага, и я, наконец, посплю спокойно. Почему вы так уверены?
— Старое знание, — пожал плечами Елисей. — Раньше не только люди пытались общаться с другими мирами, но и мы, пока не осели здесь, на Земле.
Лёхин помотал головой.
— Пока оставим в покое вопрос, кто вы, осевшие здесь, на Земле. Но как вы передаете это знание? Есть специальные учебники? Или раз в год устраиваете семинары, где старейшины рассказывают о былом?
— Мы рождаемся с этим, — просто ответил Никодим. — Люди тоже с этим рождаются, только почти не помнят.
Сказать, что Лехина испугала последняя информация, было бы неправильно. Он сам себя проверил и уточнил, что не испугался. Чувство, которое им овладело ("Люди тоже с этим рождаются!" — торжественно сказали в гулком пространстве), больше смахивало на то, как перехватывает горло, когда стоишь на краю крыши и созерцаешь землю с высоты… скромно предположим, девятиэтажного дома. И хотя крепко расставил ноги, но нежный толчок ветра в спину…
Табурет под Лехиным мягко поплыл. Ухватиться за край стола (чуть не промахнулся) оказалось делом сложным. Прочный мир, который не сумело пошатнуть явление паранормальных существ, зашатался от маленького допущения, что ВСЕ не так, как кажется. Уютная когда-то квартирка съежилась до размеров хлипкой коробки, а под ногами (ноги Лехин поспешно поджал), под тонким, почти картонным полом, разверзлась чудовищная бездна, мрачная, черная, и поднималась из бездны всепожирающая тьма…
— … А это один из любимых!.. Мужик рассказывает: "Представляешь, прихожу домой, а дома жена с посторонним мужчиной, и глаза у обоих хитрые-хитрые! Я сразу все понял и, не раздеваясь, — к холодильнику! Открываю — точно! Все пиво выдули!"
И Дормидонт Силыч заржал, подпрыгивая на табурете, в то время как Касьянушка мелко-мелко крестился, пытаясь сдержать хихиканье, как безымянный агент снисходительно улыбался, а Линь Тай застыл недоуменным столбом. Вероятно, сути анекдота он не уловил.
Совершенно обалдевший от резкого переключения с бездны на фривольную историю, Лехин только и сказал:
— Тише, Дормидонт Силыч! Разбудите мне Олега — что я ему скажу!
— Да он нас не слышит! — удивился Касьянушка.
— Лексей Григорьич забылся, — объяснил Елисей.
Из-под Джучиного пушистого подбородка вылез Шишик. Вылез неловко — чуть не свалился с табурета. Лехин еле успел ладонь подставить.
— Вы опять в каких-то дебрях заблудились, — сказал Лехин. — Все от конкретного разговора уходите. Я теперь о деле почти все знаю, кроме одного: как его решить. Вы что — и правда мне предлагаете спуститься в подвал к зверюгам, драться с ними и орать: "Дмитрий Витальевич! Дмитрий Витальевич!"?
— Да не уходим мы! — досадливо откликнулся Елисей. — Видишь — и Прокла привели.
Всё-то они, эти параненормальные, смотрели на него так, будто он легко обо всем сам догадается или вообще уже все знает… Лехин держал в руках лохматый шарик, который снова достаточно бодро таращился на присутствующих повеселевшими желтыми глазищами, — держал и потихоньку злился: надо же, специально для него Прокла привели, а он, неблагодарный, как был тупым дундуком, так им и остался. Но и замолчал Лехин намертво. Надоело все время спрашивать, дурака из себя строить. Нравится им, что ли, не договаривать?..
Видимо, наученным горьким опытом общения с Федькой Кривым, Прокл очень чутко ощущал настроение чужого хозяина. Плюс к этому всеобщее внимание. Заговорил конфузливо и чуть заикаясь:
— Имя-то… Не то… Не человеческое называть надо. Настоящее бы надо. Не людьми даденное, а с которым родился. Такое имя только Шишик хозяйский знает. Надо Шишика того Соболева взять и с ним к хозяину идти.
— Взять?! — не выдержал-таки Лехин, — Они ж этих тварей боятся!
— Ни один Шишик имени своего хозяина не выдаст, — тихо сказал Прокл. — И ради хозяина Шишик пойдет куда угодно.
— А если их Шишик нашему?..
— Нет.
Лехин собрался с силами и, как можно небрежнее, спросил:
— А как узнать свое имя?
Ответом было покачивание головой и виноватая улыбка. Лехин машинально глянул на Шишика — тот увидел, обрадовался и засиял, изогнув бесконечную челюсть и выставив наружу шеренгу зубов. У него Лехин и спрашивать не стал. Как же, спросишь — а в ответ какое-нибудь глупое хихиканье!
Лехин встал, посмотрел в окно(полнолуние, а темнотища? Ну да, туча все еще висит над домом) и сказал, глядя в окно же: