Лёхин с Шишиком на плече
Шрифт:
В сонном воздухе шагалось легко и невесомо. Черев пару минут Лехин забыл, что хотел спать. Неуловимый ветерок обвевал лицо запахами травы и листвы; перекресток проходили — с огромной клумбы пахнуло изысканно-холодной горечью августовских цветов, и Лехин остро пожалел, что вот уже скоро и лето промелькнет, как будто и не бывало…
Ноги двигались машинально, и он отдался такому же машинальному потоку мыслей, не пытаясь сосредоточиться на каком-то определенном. Впрочем, нет. Одна зацепила. Скорее, не мысль, а вопрос. Что будет, когда все кончится? То есть, когда все хорошо кончится? Останется ли любопытная способность
Ночь благополучно выветрила из головы и эту мысль.
Дорога стала спускаться к мосту, когда Лехин услышал еле различимое гудение. Сначала решил — очередная машина догоняет: гудение постепенно звучало все громче и громче. Но вскоре понял, что звук идет не слева, от дороги, а справа. Он осторожно скосился на правое плечо. Судя по старательно вытаращенным глазам, Шишик вдохновенно орал. Или пел? Глаза и пасть таращились в небесную пропасть с мелким белым сором, в котором "помпошка", видимо, и черпала свое вдохновение.
Наверное, все-таки пел. Гудение гипнотизировало, обладая странным, не всегда уловимым ритмом. И, наверное, звезды в этом странном пении и правда играли не последнюю роль, потому как нетрудно было представить, что именно они испускают чуть вибрирующий атональный гуд…
Едва прошли середину моста, пришлось остановиться. Милиция. Машина сначала проехала, затем вернулась.
— В чем дело? Почему ночью гуляем? — строго вопросил высоченный страж порядка.
"Моих лет, — подумалось Лехину. — Чего это они ко мне прицепились? Подозрительно выгляжу? Эй, ты не забыл, что тебе ни с кем общаться долго нельзя? Придется соврать… А что? Придумать-то что? Чтоб поверили?"
"…три зуба выбью. Одним ударом. Верите?"
Слово "верите" все решило.
— Не поверите, — мрачно оказал Лехин. — С любимой поссорился. Иду мириться.
Водитель, так и не вышедший, тихонько рассмеялся.
— И долго еще идти?
— До Привокзальной.
— Ого! Неблизкий путь. А что ж на своих двоих? Такси бы вызвал или дежурного транспорта дождался. Хочешь, до рынка довезем? А там уж сам две остановки.
— Нет, спасибо. Большое спасибо. Я ведь специально пешком — подумать, слова подобрать. Чтоб на спокойную голову говорить. А то опять разругаемся.
— Психолог… Ладно, счастливого пути! Желаем остатки ночи провести в теплой постельке да под теплым бочком!
— Спасибо на добром слове.
Невольно улыбаясь, Лехин проследил, как фары проехались по всему мосту — машина вновь развернулась, — и даже помахал на прощанье. Вот весело-то будет, когда на обратном пути встретится та же патрульная машина! В общем-то наврать в том же духе: примирение не состоялось, ходьбой хочется развеять плохое настроение — будет нетрудно… А стороной мельком скользнул мысленный вздох: "Когда ж я в самом деле встречу женщину, ради которой вот так, пешком, не жаль пройти почти через полгорода?"
Теплым воздухом дунуло в правое ухо. Шишик. Не улыбается — косматый шарик с глазами. Серьезный-серьезный. А чтобы Лехин понял, чуть приоткрыл пасть и выразительно вздохнул в ухо. Лехин все равно не понял, хотя смутно заподозрил, что "помпошка" среагировала на его последнюю мысль. Вслед подозрению Лехин легкомысленно задался вопросом: "А как Шишики относятся к хозяйкам и знают ли их настоящие имена?" и тут же забыл о нем.
Мост остался позади, и тут только Лехин вспомнил о таинственных преследователях. Куда они делись? Кустов не было — поэтому не шелестели? Или не такие уж они невидимки и без прикрытия все-таки не могут?
Накаркал. Едва начались рябиново-боярышниковые заросли справа, топоток возобновился. Топоток целой армии. Остановился Лехин — замерли кусты.
— Нет, я так не могу, — прошептал Лехин и, старательно припоминая все детали перехода на другое зрение, позволяющее видеть призраков и домовых, "просверлил" глазами ближайшие кусты. Пусто. Может, поднапрячься? Лехин вытаращился на кусты не хуже Шишика. А потом неожиданно, вместо того чтобы выискивать преследователей, представил себя со стороны: пялится как баран на новые ворота и таким же бараном себя чувствует… Никогда не думал, что так трудно будет остановить смех, нервно рвущийся из груди и больше похожий на рвоту, чем на жизнерадостные звуки, смехом и называемые.
И, забыв перенастроить зрение на обычный лад, зрение, ко всему прочему обостренно-проникающее, он развернулся идти дальше — и врос в землю.
Впереди, над дорогой, возвышался мост. Идти под ним Лехину минуты через три. Движение на мосту достаточно оживленное. Уютно-желтые автомобильные огни шмыгали туда-сюда, и белый свет дорожных фонарей не казался таким уж холодным. Аквариум с шустрыми рыбками. А выше фонарей — легкая светлая дамка, а выше нее черное небо с острыми звездами.
Звезды постепенно тушевались и исчезали в дымчатой линии над фонарями. За мостом, совсем близко к нему, вздымалась бесформенная черная масса. Она вздымалась округло: полукруг за мостом вырастал полукружьями над насыпями, на которых держался мост.
Восход черного солнца.
От боков "солнца" плеснуло тьмой, как взрывом. Черное нечто легчайшим пухом вспорхнуло с земли, уже не солнце — размазанная клякса. И внезапно клякса жестко и резко обрела до боли знакомый по разным киношкам силуэт — силуэт парящего дракона: узкая голова на расширяющейся к телу шее, грузное тело — и строгая графика распахнутых крыльев, почти списанная с крыльев летучей мыши.
Дракон медленными кругами поднимался в темное небо, и закоченевший от напряжения Лехин неожиданно забыл о страхе, обуянный огромным желанием тоже взлететь. Он смотрел в небо, на величественные махи громадных крыльев, слушал сильную звенящую музыку необыкновенного ритма — ритма взлетающего необыкновенного зверя.
И не замечал, как собственное тело неторопливо и решительно прогнулось в позвоночнике, как руки неспешно взмывают, подражая распахнутым крыльям дракона.
Очнулся и даже немного испугался, когда черное, уже смазанное пятно растворилось среди звезд, когда не почувствовал своего тела, растаявшего в воздухе. Испугался — и все ощущения вернулись. Вот он, Лехин, разгоряченный ходьбой. Уставший, невыспавшийся. А ведь только что — летал. Пусть по впечатлению, но это было так здорово! Не чувствовать опоры под ногами, превратиться в чистое стремление вверх… Хорошо… Кстати, почему уставший и невыспавшийся? Как бы не так! Тело и правда разгоряченное, а ноги-то уже не тяжеленные, так, чтобы с трудом от земли отдирать… Ничего себе!..