Лёка
Шрифт:
– Не знаю ни про какие деньги, – пробормотал Максим, не отрывая взгляда от пола.
Получилось очень неубедительно.
– В машину его! – вдруг жестко распорядился Иван, и два оперативника взяли Максима под руки.
– Да ладно вам, сам пойду! – вздохнул Максим.
На улице было еще темно, и, подходя к УАЗу, Максим подумал, что сотни раз он ездил на этой машине на переднем или заднем сидение, и вот теперь его сажают в «стакан»…
– Послушай, Макс, дело твое – швах, – сказал Иван, когда Максим устроился на жестком сидении за решеткой. – На полу киоска твои
Максим молчал, опустив голову.
– Макс, – продолжил Иван. – Мы точно знаем, что это ты. Точно! И тебе ведь известно, как у нас обращаются с запирающимися убийцами? Зачем тебе это надо? Пиши признание, сдай деньги, а я уж позабочусь, чтобы с тобой обращались без издевательств, и в СИЗО определили в нормальную камеру.
– Деньги на кухне, на антресолях, – сказал Максим, не поднимая головы.
– Марина, – сказал Иван. – Понятых – и дуй туда!
– Почему ты не отнес их сразу Пеле? – спросил Иван, когда Марина ушла.
– Я и хотел – отдать деньги, а потом в бега. Но его дома не было… Я думал – утром, думал – успею, – голос Максима звучал глухо. – Я не сволочь, я не хотел так, но Пеля обещал Наташку… – голос его сорвался.
– Я понимаю, – сказал Иван, и в машине повисла звенящая тишина.
– А… А как он? – спросил Максим через минуту. – Что врачи говорят?
– Говорят, что до суда доживет, – буркнул Иван. – Так что у тебя еще будет возможность посмотреть ему в глаза.
– Слава Богу! – прошептал Максим.
Напряжение последних дней вырвалось наружу, и он громко, не таясь и никого не стесняясь, зарыдал.
Часть третья
1
Первого октября 2010 года тучная и усталая женщина шла с работы домой. Она брела по узким улицам, мучаясь от изжоги и отдышки. Эта женщина уже много лет работала уборщицей в школе и всегда страшно уставала. Вот и сейчас она мечтала лишь об одном – разуться и полежать с пол часика на старом, но очень удобном диване…
Эту женщину звали Викторией Ивановной Сорокиной. Но это – в последние годы, а когда-то, бесконечное количество лет назад, ее именовали Викой Родионовой. Она давным-давно покинула городок Шахтерский и жила в районном центре Малиновка.
Наконец, она пошла к родной пятиэтажке, порылась в сумочке, заранее готовя ключ от квартиры. Сейчас она войдет в подъезд, потом – в квартиру на первом этаже, включит телевизор и – отдыхать, отдыхать!..
Прямо перед подъездом ей бросился в глаза старик, который точно был не из местных – всех местных она знала.
Старик был среднего роста. Он не брился несколько недель, но даже сквозь крупную седую щетину было видно, что его лицо как-то ассиметрично, криво, почти уродливо. Одежда старика была под стать лицу. Ободранный дешевый пуховик висел на тощем теле, как на вешалке, истоптанные сапоги «просили каши». Из-под вязаной шапочки выбивались пряди грязных седых волос.
Виктория Ивановна уже почти прошла мимо старика, но тут он сделал шаг и стал прямо перед ней, перегородив вход в подъезд.
– Извините, можно я пройду? – спросила Виктория неприязненно.
От старика плохо пахло, и, к тому же, она так устала…
Но старик и не думал освобождать дорогу. Он криво усмехался, нагло рассматривая Викторию Ивановну, буквально буравя ее глазами.
– Ну, в чем дело, мужчина?! – повысила голос Виктория Ивановна.
– Привет, женушка! – сказал старик. – И подурнела же ты, однако, за последние годы!
Лицо Виктории Ивановны вытянулось в изумлении, она внимательно всмотрелась в старика и вдруг тоненько вскрикнула, прижав руку ко рту.
Старик ухмыльнулся, потом громко расхохотался, довольный ее перепуганным видом. Смех получился не добрый, очень резкий, отрывистый, каркающий. Пока он смеялся, Виктория Ивановна поняла, почему у него такое кривое лицо – у старика было всего шесть зубов, и все они располагались с левой стороны, три на верхней челюсти, и три на нижней. Спереди и справа зубов не было вообще, и потому правая щека вваливалась вовнутрь. Выглядело все это ужасно, и если бы старик с нею не заговорил, Виктория Ивановна ни за что не узнала бы его.
– Привет, Макс, – сказала она срывающимся голосом и огляделась по сторонам – не видно ли соседей. – Ты давно приехал?
– Нет, – покачал головой Максим. – Всего-то пару часов тебя дожидаюсь. Это не долго. Ведь мы не виделись почти пятнадцать лет!
– Ну и вид у тебя… – пробормотала Виктория Ивановна. – Соседи это твое появление год обсуждать будут!
– Не обязательно, – ответил Максим беспечно. – Они у тебя вообще хорошие, соседи-то! Не любопытные. Пялились на меня, конечно, но никто ни о чем не спросил!
Вика облизнула пересохшие губы, взглянула на окна пятиэтажки. За их разговором вроде бы никто не наблюдал.
– Я надеюсь, ты уедешь так же быстро, как и приехал? – спросила она.
Сказать это твердо у Виктории не получилось – голос дрожал; неожиданно появившийся бывший муж внушал ей ужас.
– Не знаю, не знаю! – проговорил Максим, издевательски растягивая слова. – Я вообще-то никуда не спешу!
Виктория сжала кулаки.
– Скоро должен Димка прийти – он тебе задаст! – заявила она.
– Да ну? – Максим вновь отрывисто расхохотался, будто закаркала ворона.
Внезапно смех перешел в тяжелый кашель взахлеб.
– Пусть приходит, – сказал Максим, когда приступ кашля прошел. – Любопытно посмотреть на бывшего пасынка. А то, что задаст – так чего же еще ждать от сына Жорика Сидоркина? Яблоко от яблони, так сказать… Только мне, любимая, не страшно, – добавил он язвительно. – Я твоему сыночку не позволю просто так себя выгнать – так и знай! Он, герой сопливый, конечно, полезет меня бить, и, может быть, убьет – мне ведь теперь много не нужно. Тогда его упекут «на кичу», представляешь?! Прямо на мои нары, а?!