Лекарство для покойника
Шрифт:
Не успели они отрапортовать об этой замечательной находке, как из Питера прилетел целый полк фээсбешников, чтобы немедленно забрать драгоценные бирюльки и на веки вечные отконвоировать в северную столицу. А шиш им! До конца следствия ни черта не выйдет. Фээсбешники поскандалили с Меркуловым и отбыли ни с чем.
Потом вдруг одна за другой прибыли две делегации из Алмазного фонда и из Пушкинского музея. Делегации были оснащены суперспециалистами, у которых глаз – ватерпас и которые были ужасно оскорблены тем, что им даже не позволили взглянуть на драгоценности. И эти и другие, кстати, намекали, что уже послали в Государственную Думу запрос о правомочности Эрмитажа на хранение того, что он уже однажды проворонил. И откуда только узнали, вот ведь что поразительно?!
Чтобы как-то отделаться от деятельного Солонина и при этом не уронить авторитет (читай – скрыть собственные усталость и смятение), он, сам не понимая зачем, отправил Витьку в Екатеринбург.
"Благодаря Солонину теперь у них была модель совершения преступления. Виктор практически провел рекогносцировку убийства. Итак, подвески нашлись, модель была, а сам преступник – грабитель и убийца – так же, как загадочный мотив (за оброненными драгоценностями-то он не вернулся, черт возьми!), – отсутствовал. Ни о каких отпечатках пальцев на подвесках, разумеется, не могло быть и речи. И кто именно их спер, а значит, и застрелил Богачева, по-прежнему оставалось тайной за семью печатями.
Нет, он, Турецкий, натурально сломал себе голову на этом деле…
Турецкий вспомнил свое старинное правило. Когда тебя не хватает на целое, занимайся частностями. Как знать, может, когда-нибудь они и лягут в общую мозаику.
С тех пор как он узнал, что Лапин находится в Германии, по новой несколько раз прокрутил их последний разговор. Что за странный выкуп потребовали похитители за лапинского сына? Не могли же они съесть все эти тонны лекарств. Брали с запасом? Полный бред. Собирались продать? Так ведь не продали же… Может, в странах СНГ? Хм… Маловероятно. Там свои монополисты. И партнеры «Махаона», кстати сказать. Они бы настучали.
Значит, не съели и не продали. Какие еще есть варианты? Раздать больным пенсионерам в ходе предвыборной кампании? Красиво, но бесполезно. Трюк не для похитителей. Нет, тут должен быть какой-то криминал… Хотя почему криминал? Почему криминал?! Если просили за мальчишку такую специальную вещь (и знали ведь, у кого просили!), значит, и применение могло быть специальное.
Елы-палы!
Москва, Генеральная прокуратура,
Турецкому А. Б.
СПЕЦСООБЩЕНИЕ
Проживающий в пригороде Франкфурта Герман Вульф в 7.15 на личном самолете вылетел в Дрезден, где в здании картинной галереи встретился с сотрудником российского посольства в Германии Иннокентием Дудко.
Реддвей. 16 часов 30 минут. 16 сентября.
– Вот тебе, Саша, небольшой экскурс в биографию уважаемого господина Ясеня. Постараюсь не грузить ненужными деталями. – Константин Дмитриевич принял свою обычную перед длительной речью позу: откинулся на спинку рабочего кресла и положил руки на стол.
– Первой ступенькой в стремительной и, замечу, удачной карьере Бориса Борисовича Ясеня стало окончание с отличием фармацевтического факультета Московской медицинской академии имени Сеченова. Башковитый парнишка из Свердловска получил и соответствующее распределение. Отказавшись от предложенной аспирантуры (его деятельная натура не желала прозябать в институтских кулуарах), попал в одну из столичных аптек.
– И что удивительного в таком распределении?
– Сам знаешь, каково было без прописки остаться в Москве, – Меркулов ностальгически улыбнулся. – Я, например, три года честно отбыл в Тихорецке… Таким вот образом и начал Борис Борисович свое восхождение на Олимп аптечного дела. На данном поприще он преуспел. Скоро стал заведующим одной из периферийных, а затем и центральных аптек. Опустим этот период его трудовой жизни и подойдем к представляющему для нас непосредственный интерес, а именно, когда Борис Борисович стал заметной фигурой в управленческих верхах.
– Разумно, – одобрил Турецкий. – Я весь внимание.
– К тому времени он уже был женат на Ольге Семеновне, в девичестве Богачевой. Младшей сестре отца Леонида Богачева. Красавица жена, к слову, коренная москвичка, родила ему прелестную девочку. Ясень в жене и дочери, по всобщему мнению, души не чаял. В полном смысле слова носил их на руках. Брак оказался удачным. Супруги просто олицетворяли собой идеал советской семьи, разве что не получали за это орденов и государственных премий.
– Если ты, Костантин, намекаешь, что я уже второй год не могу отправиться отдыхать вместе со всей семьей, – вставил Турецкий, – то, извини, моей вины здесь самая малость. Я бы даже сказал, отсутствует вовсе. А все почему?
– Не кипятись, – отмахнулся Меркулов. – Ни на что я не намекаю. А то, что ты у нас тут один такой головастик, сам виноват. Нечего было высовываться. Только и слышу: чуть что, подавай им Турецкого на блюдечке, и никого другого. Пользуешься популярностью в определенных кругах.
– Мне от этого не легче.
– Ничего удивительного. Ладно, не отвлекайся. Итак, в период физического расцвета (ему не было и сорока) Ясень становится заместителем начальника Главного аптечного управления Министерства здравоохранения. Можешь себе представить, на какую ступеньку иерархии в советское время поднялся Ясень, заполучив такую должность? Вот тогда и случился первый в его биографии конфуз.
Приезжает он как-то утром на работу, проходит в свой роскошный кабинет, а в приемной вместе с растерянной секретаршей уже ждут двое молодых мужчин в штатском. «Здравствуйте, Борис Борисович. Очень хотели с вами побеседовать». И предъявляют удостоверения ОБХСС. Надо отдать должное Ясеню. Не смутился, не впал в панику…
– Да ты что, там в шкафу сидел, что ли? – не выдержал Турецкий.
– Не мешай. «Чем обязан? – обыденно так спрашивает. – Мне проехать с вами или удобно в моем кабинете?» – «Для начала можно и у вас»… Это действительно было началом. Последовали повестки в прокуратуру, в суд. Следователи трясли Ясеня, как созревшую грушу. Извини за каламбур. А дело было вот в чем. Непосредственный начальник Бориса Борисовича, некто Омельченко, развернул поистине грандиозную подпольную деятельность. Просроченные, а значит, подлежащие списанию и изъятию медикаменты совершали второй почетный круг продажи в городских аптеках. И только после этого, а зачастую, в целях конспирации, и одновременно с ними на прилавок поступали пригодные к употреблению. Немалая прибыль от этих афер шла Омельченко в карман. Естественно, перепадало и его команде: заведующим складов и некоторых аптек. За время своей предприимчивой деятельности только один Омельченко успел сколотить миллион советских рублей. Как тебе размах?
– Впечатляет, – отозвался Турецкий, прикрывая ладонью зевающий рот. – Ну, и?
Меркулов сделал вид, что не заметил его жеста.
– Ясень оказался не только примерным семьянином, но и порядочным работником. Он понятия не имел, что проворачивал шеф за его спиной. Во всяком случае, – подчеркнул Меркулов, – против него не было никаких улик.
– То есть? – заинтересовался Турецкий.
– То есть против него не нашлось никаких улик.
– Почему ты это подчеркиваешь?
– Сейчас поймешь. Вскоре от Ясеня отстали, впрочем изрядно помотав нервы. Процесс был громким, хотя и закрытым. Странно, почему ты про это ничего не слышал? На скамье подсудимых оказалось больше десятка человек. Финал оказался естественным для тех времен: влепили от пяти до червонца, в зависимости от степени участия, с конфискацией имущества. Посвященные единодушно окрестили процесс «делом врачей». А подчеркивал я, потому что спустя годы, когда фигуранты дела вышли на свободу, Ясень им активно помогал материально, устраивал на работу. Представляешь, какая трогательная дружба?