Лекарство от одиночества
Шрифт:
– Юра мне изменил. Давно. Еще до рождения Мишки.
Лицо Веры каменеет. Она в каком-то потерянном жесте трет лоб и надолго зависает, глядя в окно.
– И этот туда же. Что же они делают, Элька? Вы были последней парой, на которую я смотрела и цеплялась за мысль, что не все еще в этом долбаном мире потеряно, а теперь... Дай угадаю, тоже с секретаршей?
– Со старшей медсестрой, Вер. – Почему-то становится весело, – У Юрки нет секретарши.
– Считай, одно и то же, – отмахивается она.
– Ну, да. Такая пошлость. А почему
– А что тебя удивляет? – Вера горько улыбается, кроша хлеб.
– Ну-у-у, он производит впечатление абсолютно на тебе повернутого человека. Ты уж прости, если что не так.
– Не за что прощать. Он и есть повернутый. Иначе бы давно уже меня отпустил.
– А ты… хотела уйти?
– Я уходила. – В глазах Веры мелькает сталь. И я понимаю, что она, вся такая нежная и воздушная снаружи, имеет негнущийся стержень внутри. Вот, кто бы точно не стал межеваться, как я.
– И что?
– И ничего, как видишь. Он вернул.
Верин ответ ставит меня в тупик.
– Выходит, ты его простила?
– Да не в этом дело, Эль. Просто от некоторых мужиков не уйдешь, понимаешь? Они возвращают. Каждый чертов раз возвращают.
Откровения подруги я слушаю, широко распахнув глаза, как дети слушают всякие страшилки.
– Ты сейчас намекаешь на возможности, которые ему дает должность? – уточняю я осторожно.
– А то на что? – устало вздыхает Вера. – Но ладно, что мы все обо мне? Ты про свое рассказывай. Вдруг легче станет?
– Если честно, ты меня так шокировала, что собственные проблемы уже не кажутся мне неразрешимыми, – бормочу я, отпивая коктейль из трубочки.
– Да ладно тебе! Я уже со своими смирилась. А ты что думаешь делать?
– Смиряюсь, как и ты. Отомстила, чтобы меня не разорвало от обиды, а теперь смиряюсь.
Вера закашливается. Выпучив слезящиеся глаза, сипит:
– Ты что… Ты переспала с кем-то?
– Ага!
Подруга какое-то время молчит, хлопая кукольными глазами, и вдруг начинает ржать!
– Ну, ты даешь!
– Осуждаешь?
– Ни в коем случае. А знаешь, у меня ведь тоже мелькала такая мысль.
– И? Не смогла себя заставить?
– Да ты что! Шведов бы его уничтожил. Я не могла так кого-то подставить.
– Жесть. Правда, жесть, Вера. Просто гребаное кино.
– Ладно тебе, – хмыкает. – Лучше скажи, помогло?
– В какой-то мере. Но заешь, если ты все же решишься пойти налево, выбирай партнером кого-нибудь…
– Кого не жалко? – Я закатываю глаза. – Ну а что? Зная, что Шведов его убьет, надо выбирать того, по кому потом не буду плакать.
– Да даже если бы ему не грозила смерть… Ну, представь, если вы потом каждый день видитесь? А если вдруг еще окажется, что он к тебе неровно дышит? Это же вообще ужас.
Тут нас прерывает официант, который приносит заказ. Пока он расставляет на столе тарелки, повисает пауза, после которой следующие слова Веры кажутся оглушительно-громкими:
–
Я вскидываюсь, чувствуя, как кровь отливает от щек, делая их мертвенно-бледными. Как она догадалась? Уж в чем я не планировала сознаваться, так именно в этом! Не столько из-за себя, сколько из-за Георгия. Не хочу, чтобы его жалели. Он не жалкий! Что бы там с нами не произошло.
– Да ну блин, Элька! Ты не могла поступить с ним более жестоко.
– Я его не принуждала, – перехожу в нападение, сама не очень-то понимая, как так вышло. С остервенением соскребаю ложечкой икру ежа.
– Но, похоже, не понимала, что он просто не мог тебе отказать?
– Да почему не мог, господи?!
– Потому что он в тебя влюблен. Давно. Ты разве не замечала?
Ошарашенно хлопаю глазами:
– Нет. Да ты что, Вер? Он ни разу, ни словом, ни делом…
– Ну а как ты себе это представляешь? Ты была замужем за его другом.
– Я и сейчас за ним замужем.
– Наверное, он решил, что это его шанс. Не знаю.
– Черт. Если так, то…
Так, Эля, признай! Ты же сама в глубине души об этом догадывалась. И твое промороженное до состояния окорочков Буша сердце очень грела эта мысль.
– Пути господни неисповедимы. Вы и не поговорили, выходит?
– Почему? Было дело. Но, – я закусываю губу, – не обижайся только, я не хочу такое обсуждать. Это тоже будет неправильно по отношению к Георгию.
– Какие уж тут обиды. Эх, не видать мне вас обоих теперь на своем дне рождения.
– Ну что ты? Мы нормально общаемся на работе.
– В этом я даже не сомневалась. Все же Жорка – чересчур благородный. Но знаешь, думаю, ему будет очень больно видеть вас с Валовым.
– Тогда я не пойду. Посидим потом где-нибудь, – становлюсь в позу. – Не хочу, чтобы он из-за меня лишался друзей.
К счастью, очень скоро разговор переходит на другую тему, а потом и вовсе мы едем в театр, где действо на сцене перетягивает на себя все внимание. Клянусь, это так красиво, что первый акт я сижу с открытым ртом и даже не вспоминаю об ужасах, творящихся в моей жизни. Теперь уж я не сомневаюсь, что место Есении на сцене. И даже хорошо, что ей оказали протекцию. Было бы жаль, если бы танцовщица ее уровня топталась в кордебалете. Даже мне, вообще ни черта в балете не смыслящей, видно, что она на голову выше других.
– Обалдеть, Вер. Спасибо, что вытащила меня, – делюсь с Верой восторгом в антракте за столиком в театральном кафе. Цены здесь просто космические. За ресторан и бокал шампанского здесь я отдала весь свой аванс. Ловлю себя на том, что в последнее время стала считать каждую копейку, будто ища подтверждения тому, что без Юры мне тупо не выжить.
– Элька? Блин, на ловца и зверь бежит! – окликает меня знакомый голос с легким акцентом.
– Матиас? Привет. Знакомься, это моя подруга Вера. Вера, это мой одногруппник Матиас Пятс.