Лекарство от одиночества
Шрифт:
Чтобы не завыть в голос, утыкаюсь широко открытым ртом в шею Бутенко. Трясет меня так, что даже ему передается эта чертова дрожь! Элька-Элька, что ты делаешь? Мало того, что он Юркин друг, так еще и твой шеф, Элька… Одумавшись, я хочу от него отстраниться, сбежать, забиться в нору и никогда из нее не выползать, но Георгий не позволяет. Плотно меня фиксируя, он накрывает мой затылок ладонью и, коснувшись губами виска, делает жадный вдох. И вот тут до меня доходит, что дрожь Бутенко, которую я приняла за отголоски своей собственной, его… родная. И губы его дрожат, и руки – вовсе не потому, что и меня колбасит.
– Уверена?
Жоркин трепет настолько трогателен, что я не могу справиться
– Потом не говори, что я тебя не предупреждал.
– Не скажу.
Бутенко ведет огромными ладонями вверх-вниз по моей спине и так надсадно дышит, что мне за него становится страшно.
– Тише, тише… – зачем-то шепчу я и медленно, пуговица за пуговицей, расстегиваю его рубашку, оголяя мощную, поросшую шерстью грудь. Одну ладонь кладу на сердце. Другой успокаивающе поглаживаю его по щеке.
Юра не был моим первым, но он стер из памяти всех других мужчин. Я не помню, как было, но я точно знаю, как больше не хочу… И Бутенко как будто чувствует, что мне надо. Чуть отстранившись, он ловит мои пальцы ртом и, не отрывая немигающего взгляда от моего лица, начинает нежно, со вкусом их по очереди обсасывать. А потом все-таки закатывает глаза, да… Не скрывая своего удовольствия. Или просто не в силах себя контролировать. И это так вставляет, что я со стоном обрушиваюсь на его шею, грудь… Мне хочется подарить ему столько же нежности, сколько и он мне дарит. И столько же ласки. Нет, больше. Потому что ему-то зачем эта грязь? Возня с женой друга явно не то, к чему Бутенко стремился, но он почему-то впрягается. Почему? Я не хочу об этом думать. Нет! Я подумаю об этом, но позже.
А пока мы каким-то образом перемещаемся в спальню. Отсюда тоже открывается вид на море. Я на секунду залипаю, Бутенко обнимает меня со спины. Взвешивает в ладонях грудь. И его твердые пальцы опять дрожат, да. Когда он с трепетом, едва касаясь, очерчивает тугие соски…
– Жор, я красивая?
– Как рассвет, – шепчет мне в ухо и мягко прихватывает мочку крепкими зубами.
– А Лена красивей?
– Какая Лена?
– Юркина старшая.
Это мерзко и неправильно, да, то, что я делаю, что говорю… Утаскивая ни в чем не повинного мужика в топь нашего с Юркой болота. Но, блядь, как же хочется понять, что у этих мужиков проклятых в башке! Как же хочется… Ладно бы Валов и правда завел молоденькую красотку, но Мухина, она же его лет на пять старше. Тому же Жорке Елена бы подошла гораздо больше. Так… почему? Чего ему не хватало? В глазах темнеет от страшной разъедающей нутро ревности.
– Нет. Тебя вообще глупо с кем-то сравнивать.
Некоторое время я просто перевариваю озвученное, а потом осторожно интересуюсь:
– Ты понимаешь, как это звучит?
– Как?
– Так, словно ты ко мне неравнодушен.
И это такой бальзам на душу. Неожиданно сладкий бальзам.
Оборачиваюсь в полупрофиль. Твердые губы друга нашей с Юркой семьи проходятся по моей скуле. Он не подтверждает, но и не опровергает моих слов. И правильно. Это ощущается лишним… Как и его широкие лопаты, нежно сжавшие мою задницу.
– Только не так, – напрягаюсь я, вдруг понимая, что… – Терпеть не могу эту собачью позу. Не хочу…
ГЛАВА 17
ГЛАВА 17
– Так ведь до этого еще далеко, – сипит Жорка, нежно прихватывая губами холку.
Мне хочется возмутиться. В каком это смысле?! Чего нам ждать, а главное, зачем? Я не хочу оттягивать неизбежное! Моя цель ясна и не является для него секретом, но… У него же руки дрожат, когда он меня касается! У него сердце заходится в аффекте. Какой же я буду сукой, если используя этого мужика, бесцеремонно оборву его попытки сделать мне приятно? Нет, нельзя так. Он не виноват. Он мне помочь хочет. Пусть…
Даю себе команду расслабиться. Слезы катятся по лицу. Так что в моем положении все же находится один плюс – Бутенко пока их не замечает.
– Давай-ка сюда.
Заползаю на кровать. Мебели в доме Георгия немного, но та, что есть – добротная, и видно, что недешёвая. Подползаю на коленях к изголовью. Он следует за мной. Спине тепло – Жорка очень горячий. И его огромное тело работает как обогреватель. Наверное, если с ним спать в одной кровати зимой, одеяло не понадобится. Вздрагиваю, когда выступающих позвонков на шее касаются чужие губы. И если не думать об этом, то становится хорошо до дрожи. Мелкой чувственной дрожи, да…
– Расслабься, девочка. Забудь…
И я ведь понимаю, на что он намекает. Не понимаю только, как это сделать.
– Такая красивая девочка, такая красивая…
Кто бы мог подумать, что Жорка настолько разговорчивый? Истерично всхлипываю. Он проводит губами ниже. Руки ненавязчиво оглаживают бедра, сжимают ягодицы и медленно ползут вверх к груди, чтобы опять раздразнить чувствительные навершия невесомыми, как крылья бабочки, касаниями. Это тоже на удивление хорошо. Я вздыхаю, чуть поворачиваюсь в полупрофиль, касаясь носом его квадратной челюсти. Пахнет Жорка приятно. Антиперсперантом, мылом из операционной душевой без какой-либо выраженной отдушки и… чужим мужчиной. Прежде чем я успеваю проанализировать, что по этому поводу чувствую, он накрывает мои губы своими. Одна рука накрест обхватывает голову, другая неторопливо сползает вниз по животу, чтобы остановиться в самом-самом низу, неспешно поглаживая большим пальцем девственно-выбритый треугольник. И если поначалу я почти не реагирую на эти прикосновения, то со временем начинаю нетерпеливо переминаться, будто подталкивая его к более активным действиям. А когда это происходит, впиваюсь в Жоркину губу зубами, чтобы позорно не застонать. Но все равно, все равно несдержанно подаюсь навстречу, когда он начинает поглаживать меня там, где это ощущается сейчас нужнее всего. Оберегая меня от происходящего, мозг в какой-то момент производит подмену. И вот это уже не вендетта с первым подвернувшимся под руку мужиком, а самый настоящий акт любви. Как поначалу с Валовым, будь он проклят!
Скулю Георгию в губы, не чувствуя, как по лицу катятся слезы. Он прерывает поцелуй, мажет темным поплывшим взглядом по моему лицу и начинает их слизывать языком. Мамочки… Да он же… он… не знаю. Такое ощущение, что Георгий только этого и ждал. Ждал, что я приду. И я теряюсь. В его ласке, в его напоре. Это уже как будто не для меня совсем. И не ради мести. Потому что Жорка прав. Сомнительное удовольствие трахаться, когда мысли все о другом, любимом… И о будущем, которого теперь нет. Тут бы побыстрей счет сравнять, поставить галочку и убежать в свою нору в надежде, что боль отпустит. Но Жорка… И руки его дрожащие. И губы… Нет-нет. С ним так нельзя.
– Не думай, – повторяет он, переворачивая нас так, чтобы я легла.
– Ладно.
Он спускается к груди, берет сосок в рот и, урча, как тигр, которого мне посчастливилось однажды увидеть в одном из заповедников края, начинает нежно посасывать. Растерянно касаюсь пальцами его темных волос. Царапаю шею. Я недавно только бросила Мишку кормить, и соски еще не вернули былую чувствительность. Самой мне этой ласки для удовольствия мало, но раз ему нравится… Почему нет? Лучше думать об этом, а не о том, ласкал ли точно так же мой муж свою любовницу. И снова я всхлипываю. К счастью, Бутенко этот звук принимает на свой счет.