Лекарство от скуки
Шрифт:
Измайлова то ли побоялась противиться, то ли просто не смогла, но смотрела на меня ровно, без злости и упрёка. Едва заметно поморщилась, когда катетер из вены выдернул. Не мешала, и когда в одеяло завернул, от холода спасая. С одеждой заморачиваться не стал. Дверь в квартиру захлопнув, по лестнице вниз спустился и в свою машину усадил. Помчался по ночному городу, на правила наплевав. Измайлова периодически отключалась, но видно было: усилие над собой делает, желая понять, что задумал.
— Куда ты меня везёшь? — Не выдержала и спросила, не пытаясь дороги различить. Я выгнул брови
— А тебе не всё равно, родная? Свобода… она ведь, как и деньги… не пахнет! — В резком движении её щеки костяшками пальцев коснулся. Измайлова не отшатнулась, но в испуге глаза всё же закрыла. Нервно сглотнула, когда руку убрал, и холодный пот со лба смахнула.
Время шло, и встречные машины попадались на шоссе всё реже, а как на гравейку свернули, так и вовсе исчезли. Измайлову прилично подколачивало, хотя печку я на максимум врубил. Она обеими руками пережала живот, явно пытаясь спазм в раздражённом желудке унять, что-то тихо бормотала белёсыми губами.
— Молишься, что ли? — Недобро усмехнулся. — Ну давай, молись. Чем бы дитя ни тешилось… Знаешь такую поговорку?
Измайлова колени к груди подтянула и лицом к ним прижалась. Нагота её сейчас меньше всего интересовала, потому задницу голую я сам краем одеяла прикрыл.
— Приехали. — Сообщил и на Измайлову посмотрел, ожидая, пока из машины выберется. Она прищурилась и затаила дыхание.
— Я помню этот дом. Мы были здесь раньше. Он твой? — Обернулась, а я на призывный взгляд реагировать не хотел.
— Считай, что заброшенный. Выходи давай! — Скомандовал, но вопреки угрозе в голосе, Измайлова всё наоборот сделала. В кресло вжалась, на ноги свои босые посмотрела.
— А ты? — Оглянулась она снова, на этот раз смотрела встревожено. Моя равнодушная улыбка не придала ей уверенности.
— Ну!.. — Выдохнул со смешком. — Ты же свободы хотела. Получи, распишись! Её здесь за каждым углом хоть ложкой ешь!
— А ты?! — Упрямо повторили её губы, дрожащий голос… Всё её тело сейчас этим вопросом озадачилось, всё существо.
— А меня больше нет. — Отрицательно качнул я головой и исподлобья на её слёзы смотрел. На то, как содрогается в преддверии истерики, на то, как задыхается, с эмоциями не справляясь.
Взбесился тогда, из машины выскочил, её тупо выволок, не заботясь о сохранности. Движения все резкие, порывистые, с психом. В висках пульсация, в горле ком, а в груди как лава раскалённая насквозь прожигает, так больно. Поперёд себя толкая, Измайлову к дому вёл. Кирпичом сбил замок вместе со старой щеколдой, распахнул скрипучие двери, дыхание задержал, чтобы не чувствовать затхлый запах прелости и сырой золы. Наташу через кухню провёл и на старинную кованую кровать толкнул, а она и не думала сопротивляться. Завывала тихо, слезами давясь.
Из коридора я принёс и швырнул ей под ноги верёвку, в бардачке ствол нашёл, в руки вставил. Измайлова отбиваться пыталась, но я был сильнее. По лицу хлестанул, в реальность возвращая.
— Свобода не даётся просто так, золотце. — Над ухом её склонился, ощутимо за затылок удерживая. — Её ещё заслужить надо. Как — самой решать. — От себя её оттолкнул, шаг в сторону сделал. —
— Я не понимаю. — Судорожно зашептала она, а я демонстративно к двери направился.
Внутри клокотало всё, но простить не мог. Того, что с собой сделала не прощал!
— Если очень сильно чего-то хочешь, рано или поздно твоё желание исполняется, Наташ. — Говорил, медленно удаляясь, на неё не глядя. — Ты хотела, чтобы я ушёл. Тебе казалось, что так будет проще, честнее, понятнее… Считай, что мой тебе прощальный подарок. — Уходил и сам себе не верил. — Вперёд. Дерзай. — Прозвучал голос без должного поощрения. — Здесь тебя нескоро найдут и уж точно никто не спасёт.
В пороге на секунду всего задержался, какое-то важное решение принимая, но осознав, что решение не то, что не для меня, кулаком по дверному косяку вдарил и на улицу выскочил. Ладонью по волосам провёл, а не чувствую ничего. Назад тянет. Душа рвётся к ней. Душа, в существовании которой конкретно у себя, уже давно усомнился. Дышать нечем стало. Как аркан на шее стягивает, по мере удаления. И сердце колотится. Кажется, в горле уже стучит, вырываясь, а нет… руку приложил — на месте.
Пелена с глаз спала, когда уже на перекрёстке был, на выезде из деревни. По тормозам дал и головой об руль шибанулся. Посветлело в ней тут же.
— Что же ты… — Выругался сквозь зубы, мученически скривившись. — Что ты со мной делаешь?! — Кулаками по панели врезал, понимая, что не уеду, что не смогу! Ни отпустить, ни оставить!
Развернулся и к ней! К той, что штормом, ураганом ворвалась в мою жизнь и всё в ней ломать и крошить принялась. Вымотала, измучила. Соки своими сомнениями вытягивает и силы разрушает. В дом вошёл и замер, понимая, что её нет.
— Наташа! — Не звал даже, приказывал появиться, отозваться. А в пустых комнатах только эхо от громкого голоса гуляет. — Наташа?! — Крикнул и кулак сжал, по сторонам в панике оглядываясь.
Отдышался, прислушался и будто в спину кто толкнул, рванул к реке. Кубарем в овраг влетел, как её на берегу увидел. Онемел и оглох тут же. Казалось, имя её на всю мощь голоса выкрикнул, а на деле, так не громче шёпота… Бежал, утопая в мокром песке, приблизился, за плечи её на себя дёрнул, лицом к лицу разворачивая, и прижал к груди. Крепко. Так, чтобы дыхание спёрло, чтобы своим поделиться! Как понял, почувствовал, что цела, что со мной, криком, болезненным криком разразился.
— Куда?! — Проорал, голову её обеими руками сжимая, удерживая, на себя смотреть заставляя. Зашёлся злым сиплым смехом. — Я не отпускаю! — На разрыв лёгких рычал, сотрясая её в своих руках. — Не отпускаю… — Прошептал, задыхаясь, понимая, что не вырывается, что стоит и смотрит на меня.