Лекарство

Марк Веро

– Так на чем мы остановились? – чуть ли не с улыбкой пропел Григорий Филиппович. Обе дамы по-прежнему не шевелились, и гость повторил свой вопрос.

– На оружии, – с трудом вымолвила Настасья Игоревна. – С вами всё хорошо? Что это вы там?..

– О! Не волнуйтесь, всё замечательно. А это просто диетические добавки, улучшающие, так сказать, настроение.

– А можно взглянуть?

– К сожалению, пока что это экспериментальный образец, он в ограниченном количестве, и, хм, проходит клинические исследования. Но давайте вернемся к теме. Я заберу своего шалопая на сегодня? Дома при матери он ничего не скажет, а со мной как мужчина с мужчиной поделится наболевшим. По крайней мере, мы с ним раньше всегда ладили. Последний год только что-то произошло. Переходной возраст...

Учительница математики вышла

за сыном Быстрякова, неохотно прикрыв за собой дверь. Завуч же, пока не привели ученика, набросилась на отца, желая заставить того заняться воспитанием трудного подростка. Говорила она пылко, в красках, то и дело в лицо отцу бросались всё новые и новые факты из жизни его сына. Но, казалось, ничто не могло его ни поколебать, ни выбить из какого-то размякшего, тестовидного состояния. Щеки чуть-чуть, легонько поднялись, натянув порозовевшую, как у юноши, кожу лица, но и только. В конце концов завуч выбилась из сил, и задумчиво уставилась в окно на проплывавшие пыльные облака, которые как клубы дыма ленивого курильщика, медленно тянулись по серому небу.

– А вот и виновник торжества! – раздался голос за спиной Быстрякова, и в кабинет, подталкиваемый воспитательской рукой учительницы, влетел мальчик невысокого роста, с кудрявыми черными волосами, прыгающими по всей голове как барашки; из-под них едва выглядывали провинившиеся глаза. Длинный тонкий нос, маленькие губы, узкие скулы контрастом смотрелись на фоне полных черт отцовского лица. С трудом верилось, что этот мальчик – его сын. Впрочем, сомнения отпали, когда тот подошел к мужчине и со взрослой невозмутимостью буркнул: «Привет, папа».

– Да... Кирилл! Здравствуй, мальчик мой, – нотка язвительности прозвучала у отца и тотчас потухла, – пойдем, погуляем. С разрешения, конечно, учителей.

Обе дамы разом закивали, а завуч легонько дернула за рукав отца – мол, потом расскажите, что к чему, и что решили, а не то!.. – как-то так расшифровал ее жесты Быстряков-младший. И они пошли гулять. Еще целый день был впереди.

Глава 2. Размышления у крыльца.

Прогулка не задалась с самого начала. Отец вышел на аллею к местному храму искусства – театру оперы и балета. Родители так часто водили Кирилла сюда на представления, что в какой-то момент он почувствовал отвращение к торжественным сводам, внушительным аркам и колоннам, а от ступенек, что вели к входу, так и вовсе бежала маленькая дрожь по телу. Как нарочно, отец присел на лавочку, что смотрела прямиком на фасад театра. Двери последнего то открывались, то закрывались, словно приглашая их войти, и Кирилл каждый раз вздрагивал, когда отец, причмокивая, смотрел на афиши ближайших представлений.

– Так что, расскажешь что-нибудь, виновник торжества? – певуче спросил отец. Кирилл промолчал, посмотрев на него. Казалось, папаша обращался больше не к нему, а к ярко-красному, зовущему и манящему плакату афиши, где красовалась в длинной кричащей юбке испанского фасона девушка с распущенными волосами. Она застыла в окружении нескольких мужчин и солдат. Кирилл прочитал надпись на плакате: «Ж.Бизе. Опера «Кармен», скоро».

– Скоро... – пробормотал Кирилл последнее, что прочитал.

– Что скоро?.. – так же задумчиво спросил отец.

– А... да нет, это я так, – попытался исправить свою ошибку школьник, но отец совсем притих, что бывало с ним частенько в последнее время, и Кирилл от нечего делать стал рассматривать прохожих на аллее, раскрывающиеся бутоны абрикос, сережки на ивах, котоыре тонкими бороздками свисали с веток, тянулись к земле, словно желая дотронуться до нее.

Так незаметно пролетел целый час. Лишь иногда отец что-то спрашивал, зачастую невпопад, и тут же замолкал, уходя в какие-то свои думы, Кирилл тихонько что-то бормотал в ответ, стараясь не вспугнуть удачное для себя настроение отца, не до конца веря счастью: в этот раз ему не влетит. Уж кто-кто, а он-то знал вспыльчивый, неуживчивый характер отца, в те минуты лучше не попадаться ему под руку. Тогда школьник забивался в дальний угол квартиры и сидел тихонько, если заранее не сбежал на улицу к друзьям. Главное переждать первые «страшные» полчаса, когда отец, словно разъяренный зверь, метался по квартире, швыряя вещи вокруг себя; зато после наступало долгожданное затишье. Мысли Кирилла прервал радостный возглас отца:

– А идем со мной на работу,

Кириллка, а? Чего время зря терять? Помнишь, в том году ты у меня там был?

– Да. Скучно у вас там.

– Когда это было! Теперь всё по-другому. Покажу тебе разных новых зверушек. Ты таких еще не видел. Пошли?

И Быстряков-старший, точно в подтверждение своей фамилии, мигом схватил за руку Быстрякова-младшего и потащил за собой. Ненавистный фасад театра остался далеко позади – одно это радовало, решил Кирилл. Всё лучше скучных уроков!

Глава 3. Прогулка в мир науки.

На работе у папы, старшего научного сотрудника НИИ антимикробной химиотерапии, по совместительству заведующего лабораторией бактериологических исследований, Кирилл бывал многие десятки раз в детстве, чуть ли не с первых классов школы. Мама частенько задерживалась на работе, и папа забегал, забирал сына из школы, и так же бегом мчался обратно в свой «мир науки», как он говорил. Вообще, он всегда был словоохотлив, и Кирилл только потому запомнил полностью его должность, что слышал это словосочетание чуть ли не чаще, чем «дети, давайте откроем учебник на странице номер...». Правда, последние года два-три отец стал то молчаливым, то вспыльчивым, особенно дома, с мамой. Что и приводило к тем кричащим сценам семейного скандала, где нет ни правых, ни виноватых. Да и на работу, в лабораторию, отец не звал Кирилла с прошлого года. Кирилл связал это с большой занятостью отца, и всё время проводил с местной шпаной, как называли озорных мальчишек школьные учителя. Кириллу же они нравились своей естественной непосредственностью, какой-то детской открытостью и простотой, которую он не находил у «приличных» мальчиков своего класса. Что же до их занятий, то хотя Кирилл и разделял их, но не придавал этому такого большого значения, как Наталья Олеговна и Настасья Игоревна.

С такими мыслями Кирилл и шел по улице, едва поспевая за отцом. Не успел и заметить, как они оказались на территории научно-исследовательского института, прошли проходную и направились в серый, неказистый с виду корпус. Штукатурка обсыпалась со стен, лестничные проходы с высоким потолком отдавали стариной. С этими ветхими ступеньками, скрипящими перилами Кирилл был знаком с детства, но также он прекрасно знал, что всё это лишь для отвода глаз заезжей инспекции, и стоило нырнуть в незаметную боковую дверь, миновать невысокий полутемный коридор, нащупать в стене нишу и повернуть заветные рычаги, как распахивалась дверь Сезама, что вела в мир чудес. Вот и сейчас всё повторилось в точности, как раньше, и Кирилл с отцом оказались в залитой искусственным белым светом прихожей, по размерам чуть больше двухкомнатной квартиры. Слева, у стены, расположилось множество вертикальных ящиков для сотрудников лаборатории. Отец и сын оставили там свою одежду, взяли специальные халаты и обувь в герметичных кулечках, и прошли в комнату направо, где приняли дезинфицирующий воздушный душ; затем еще один небольшой отсек, где пары каких-то газов со свистом зашипели с клапанов под сиденьями. Тут они переоделись в униформу, выбросили кульки в урну, и только тогда перед ними открылась дверь в основное, центральное помещение лаборатории. Светлое и просторное, оно окрыляло и вдохновляло, хотелось выдохнуть как тогда, когда при восхождении берется первая из высот – площадка, где можно расположиться базовым лагерем. Так и здесь: всё навевало на мысль, что начальная высота взята, лагерь разбит, а группа с полной отдачей трудится ради успеха всей экспедиции.

Кирилл огляделся – как же давно он здесь не был! Хотя всё вроде бы стояло на прежних местах: и рабочие места лаборантов с укрытыми стеклом столами (как они весело поблёскивали), и молочного цвета высокая холодильная камера, где хранились сыворотки, склянки с питательными средами и культурами различных бактерий, и круглый бочонок термостата, где под воздействием температуры росли те или иные бактерии и микроорганизмы. Стол, на удивление, пустовал: не пылали спиртовые горелки, не звенели пробирки, когда их вынимают из штатива. Справа прозрачные двери открывали вид на виварий, где в разных клетках обитали его постояльцы: тихонько скулила лохматая собачка средних размеров с узкой, вытянутой мордой, спокойно лежали, наполовину зарывшись в сено, несколько кроликов, и беспокойно суетились морские свинки и мыши. Одним словом, кипела обычная будничная жизнь зверинца.