Лекарство
Шрифт:
Григорий Филиппович тем временем ознакомил важных гостей с тем, что Кирилл слышал от дяди, представил кроликов, и продолжил, обращаясь к Заваеву.
– Вот, Олег Николаевич, наш проект «Гидра» начался непосредственно здесь, в этой самой лаборатории. Долгие годы исследований принесли свои плоды. Позвольте еще немного предыстории, если мы вас не утомили?
Возникла небольшая пауза, и дядя Витя хорошенько рассмотрел Заваева. Мужчина средних лет, довольно плотного и коренастого телосложения, с широкими плечами, кирпичным лицом с орлиным носом и умными, пронизывающими глазами. Олег Николаевич представлял собой тот тип бизнесменов, которые в молодость свою попали в самую гущу дележа советских богатств и успели не только выхватить лакомый кусочек из
– Это не будет лишним. Чем лучше пойму и вникну во все нюансы, тем успешней в дальнейшем реализую проект. Но только, Гриша, объясняй всё попроще, на пальцах, как для студента первого курса, – гаркнул смешком Олег Николаевич. – Для меня главное общая картина. В целом, а не в деталях, которые будут понятны только узким специалистам. Для этого у меня есть специально обученные кадры.
Тут он вторично то ли засмеялся глухим смешком, то ли кашлянул, и хлопнул по-отечески ученого по плечу.
– Мне главное, что? Донести радужную картину более крупным рыбам, заинтересовать их, дать такую наживку, которую они мигом проглотят и попросят еще. И будут готовы выложить такие средства, какие запросим мы сами, а не такие, какие они нам предложат. Чувствуешь, Гриша?
– Да-да, Олег Николаевич, – пробормотал покрасневший Григорий Филиппович.
– Вот и хорошо! Так что рисуй картину. Например, с начала: почему назвали проект «Гидра»? Она же вроде всех сжирала, да и не особо ее любили греки и прочие там, разве нет?
– Хм... Речь идет не о совсем Лернейской гидре, если хотите знать. А о том крошечном животном, которое навело шороху на образованных европейцев в первой половине восемнадцатого века. Вот, смотрите на презентацию, – он показал на фотографию беспозвоночного полипа на презентации, которую поднес второй лаборант. Там красовалось белесое существо, всё тело которого представляло собой нечто вроде матового стебелька, один конец заканчивался подобием ноги, а другой – множеством щупалец.
– Фу! Очередная гадость, – брезгливо поморщился Заваев.
– Да, пожалуй, – согласился Быстряков, – но эта гадость могла бы воплощать собой мечту человечества о бессмертии. Представьте себе только: что бы вы с ней ни делали, она восстанавливает полностью себя! Разрезали пополам в любом сечении – и вместо одной со временем будет две гидры: разрезали горизонтально так, что у одной части осталось туловище с подошвой, а у другой рот с щупальцами – ничего страшного! У подошвы отрастет недостающая часть со ртом и щупальцами, а у той части, где рот, – полностью вся подошва. Сделаете продольный разрез – гидра обедает по-прежнему, хотя всё тут же выпадает из половины её «желудка». Но скоро она регенерирует! Да что там! Можно хоть на сто частей разрезать – все будут так же восстанавливать целое из части, причем быстрее восстановится подошва или рот зависит от того, к чему ближе была раньше эта часть. Это же до сих пор вдохновляет и воодушевляет!
Григорий Филиппович увлекся, вся краснота лица ушла, оно заметно посвежело и помолодело. Видно было, что эта тема ему близка и проходит красной нитью через всю жизнь.
– Это же та идея бессмертия, которая будоражила умы всех ученых с незапамятных времен! Эликсир вечной молодости, живая вода – да этим грезили алхимики и маги средневековья. Пробужденная к жизни материалистическая наука эпохи Просвещения показала, что вечное обновление материи невозможно. Но наука как младенец делает шаг за шагом. И только с высоты следующего шага видишь, что предыдущий был как раз на уровне младенца, и потому легко опровергаешь его доказательства. Вот и теперь мы знаем об обновляемости организма человека намного больше, чем знали во времена Просвещения и научно-технической революции. На вооружении у нас есть и углеродный метод по содержанию радиоактивных изотопов...
– Гриша, ближе к теме, – прервал его Заваев.
– Конечно, конечно... Известно, что все клетки человека с течением времени полностью себя обновляют. То есть, мы могли бы жить если не вечно, то настолько дольше того среднего возраста, на котором мы в наш бурный век технократии уходим на покой, что можно назвать наше лекарство если не эликсиром вечной молодости, то лекарством от старости, по меньшей мере!
Григорий Филиппович помолчал немного, но Заваев слушал, о чем-то думал и не собирался перебивать вопросами.
– В этом месте меня обычно спрашивают: почему же мы тогда стареем, если клетки всё время обновляются? Но, несмотря на все заявления ученых уверяю вас, что наука пока этого точно не знает. Да, есть различные теории и гипотезы, объясняющие процесс старения, но единодушия в этом вопросе нет. Мы оттолкнулись от гипотезы, что вновь появляющиеся в теле человека клетки наследуют искажения в ДНК и ущербные места своих клеток-родителей, которые те, в свою очередь, приобретают в результате массивных бомбардировок зловредными вирусами и бактериями, и недостаточной собственной иммунной защиты. Клетки человека – это же как своеобразные миры, планеты, на которые шлепаются метеориты в бешеной космической гонке и оставляют там зияющие раны. Вот если бы мы смогли уберечь наши планеты от метеоритных атак... Создать или же такую защиту, через которую ничто бы не проникало, или же наделить такими свойствами наши клетки, как клетки у гидры, – которые тут же восстанавливали бы все свои недостающие части... Вот все эти мысли и наработки мы воплотили в нашем чудо-лекарстве, на самом деле уникальном и способном перевернуть весь уклад жизни с головы на ноги. И вместо того, чтобы мучиться болезнями, страдать от болей и травм, приходящих со старостью, люди могли бы жить полноценной жизнью молодого юноши, биологический возраст которого от силы составлял бы лет пятнадцать! Сколько полезного могли бы сделать наши неувядающие лидеры, сколько открытий совершить величайшие умы человечества, какую бы жизнь создать!
Заваев, видно, наконец смекнул что-то, так как заулыбался открыто, обнажив здоровые, выбеленные передние зубы, смотревшие на мир нерушимо, как рота почетного караула.
– Тогда выходит, – после паузы спросил он, – что никакие болезни и инфекции нам не страшны, и тело остается вечно молодым?
– Ну, насчет «вечно» – это время покажет, но что касаемо болезней – это да, так и есть. Прошу всех взглянуть на наших подопытных, Бурика и Рыжчика. Без преувеличения скажу, что перед вами два ветерана по битвам с микробами. Из скольких только схваток и передряг они вышли сухими, а, Андрей Никитич?
Андрей Никитич поморщился и почесал лоб, вспоминая минувшее.
– Да так с ходу и не скажешь. У кроликов есть как свои специфические заболевания, так и общие, характерные для прочих животных форм жизни. Хотя всё взаимосвязано и зависит друг от друга, и влияет друг на друга. Паутина жизни, – и он сделал такие движения руками, точно в воздухе и впрямь проявились невидимые нити. – Есть куча неприятных болячек, начиная от простого насморка и заканчивая разложением внутренностей. Конечно, если довести до этого... прозевать инкубационный период вируса, время проявления симптомов, и довести до острой формы... Тогда, конечно, от ушастых ничего бы и не осталось. А они у нас под постоянным наблюдением. И представляют большую ценность для медицины, так что посторонним сюда вход строго воспрещен. Представьте, например, что будет, если кто-то узнает, что кролик заболевший, к примеру, миксоматозом в острой форме, не подлежащей лечению, вдруг сбрасывает с себя отечные куски кожи как шелуху, отторгает от себя болезнь и регенерирует больные участки, восстанавливает тело как пазл? Каково? Через неделю, максимум десять дней, такой кролик погиб бы. А наш?