Лекции по холокосту
Шрифт:
С: Такое впечатление, что это писал какой-то ярый антифашист, борец сопротивления.
Р: Верно. К тому же Броуд сам был эсэсовцем, а значит, если написанное им соответствовало действительности, то он сам должен был быть одним из тех «помощников» Гитлера. Именно поэтому французский традиционный эксперт по Освенциму Жан-Клод Прессак констатировал: «Однако форма и тон его заявления выглядят ненастоящими. Написанное им не может быть добросовестным отражением мыслей эсэсовца; и действительно, читая его показания, создаётся впечатление, что их написал какой-то бывший узник. [...] Там написано: «Для этих эсэсовских чудовищ зрелище страданий истязаемых евреев являлось приятным времяпрепровождением!» [...] Основа показаний П. Броуда кажется подлинной, несмотря на множество ошибок, но их нынешняя литературная форма явно была приукрашена чрезмерным польским патриотизмом. Кроме того, первоначальная
С: Он хочет сказать, что это вовсе не Броуд составил данный документ?
Р: Ну, Броуд никогда не отрицал, что он делал схожие показания, однако на Освенцимском процессе во Франкфурте Броуд ограничился заявлением, что он всего лишь повторял слухи[943] и что его показания были отредактированы: «Я бегло просмотрел вручённую мне фотокопию. Одни вещи из неё принадлежат мне, другие могли быть добавлены кем-то другим, третьи — также фальшивые. Я удивляюсь, как это можно утверждать, что данные вещи принадлежат мне. [...] В некоторых частях я безошибочно узнал мои заметки, но не весь документ в целом. [...] Я думаю, существует ещё несколько версий этих показаний. Мне кажется, в этих показаний много несвойственных воспоминаний»[944].
Но затем председательствующий судья прижал его к стене следующим замечанием: «Показания составлены в одном стиле и являются однородными по характеру. Не кажется ли вам, что их писал один и тот же человек, то есть вы?» С этим Броуд согласился.
С: Значит, это он их написал?
Р: Ну, может быть, и он, но уж точно не по собственной воле и не без сильного давления. Как бы то ни было, Броуд никогда не отрицал, что в его первоначальных показаниях упоминались газации. Позвольте мне привести ещё несколько фрагментов из этого «документа»: «Из первой компании дивизии СС «Чёрная голова», размещённой в концлагере Освенцим, хауптшарфюрер СС Фаупель отобрал шестеро особо надёжных человек. Среди них были те, кто годами входил в чёрный корпус СС. Они должны были явиться к хауптшарфюреру СС Хёсслеру. По их прибытии Хёсслер строго предостерёг их, что они должны хранить полную секретность о том, что увидят через несколько минут. В противном случае их ждёт смерть. Задача той шестёрки состояло в том, чтобы держать закрытыми все дороги и улицы, прилегающие к территории крематория Освенцима. Никто не должен был там проходить, вне зависимости от звания. Служебные конторы из здания, из которых был виден крематорий, должны были быть освобождены. Узникам из гарнизонного госпиталя СС нельзя было подходить к окнам первого этажа, выходившим на крышу близлежащего крематория и во двор этого мрачного места. [...]
В морг через прихожую вошли первые ряды [жертв]. Всё было очень чистым. Но специфический запах кое-кого из них насторожил. Тщетно искали они на потолке душевые или водопроводные трубы. Прихожая тем временем заполнилась. Вместе с ними вошло несколько эсэсовцев, весело шутивших и беседовавших на безобидные темы. Они ненавязчиво следили за входом. Как только вошёл последний человек, они без лишнего шума исчезли. Внезапно дверь затворилась. Она имела резиновое уплотнение и железную оковку. Находящиеся внутри услышали, как упал тяжёлый засов. Дверь была герметично заперта винтовым замком. Смертельный, парализующий ужас окутал жертв. В бессильном гневе и отчаянии они принялись стучать по двери и колотить по ней кулаками. Ответом им был насмешливый хохот. Кто-то из-за двери прокричал: «Смотрите, не обожгитесь, когда будете принимать душ!»
Несколько жертв обнаружило, что с шести отверстий в потолке были сняты крышки. Они издали громкий крик ужаса, когда увидели в одном из отверстий голову в противогазе. «Дезинфекторы» приступили к работе. Одним из них бы унтершарфюрер СС Тойер, награждённый Крестом за боевые заслуги. При помощи зубила и молотка они открыли несколько, внешне безобидных, жестяных банок с надписью «Циклон, применять против вредителей. Осторожно, яд! Открывать только квалифицированным персоналом!» Банки были заполнены до краёв синими гранулами размером с горошину. Сразу же после того как банки были открыты, их содержимое было высыпано в отверстия, которые после этого быстро накрыли.
Тем временем Грабнер подал знак водителю грузовика, стоявшего возле крематория. Водитель включил мотор, и его громкий шум заглушил предсмертные крики сотен умирающих от газа людей, находившихся внутри. Грабнер с научным интересом смотрел на секундную стрелку своих наручных часов. Циклон действовал быстро. Он состоит из синильной кислоты в твёрдой форме. Как только жестяная банка была опустошена, из гранул стала выделяться берлинская лазурь. Один из людей, принимавших участие в чудовищной газации, не выдержал и на долю секунды поднял крышку одного из впускных отверстий, плюнув в прихожую. Примерно через две минуты крики стали затихать, и были слышны только слабые стоны. Большинство жертв уже потеряло сознание. Прошло ещё две минуты, и Грабнер перестал смотреть на часы. Наступила полная тишина. [...]
Через некоторое время газ через вытяжной вентилятор вышел наружу, и заключённые, работавшие в крематории, отворили дверь в морг. Там друг на друге валялись трупы с открытыми ртами. Особенно скученно они лежали у двери, где, охваченные смертельным ужасом, они столпились, чтобы выломать её. Заключённые из команды, работавшей в крематории, апатично и безо всяких эмоций принялись за работу, словно некие роботы. Было нелегко тащить трупы из морга, так как от газа их скрученные конечности стали жёсткими. Из дымовой трубы шли густые облака дыма. Так начинался 1942 год!»[945]
С: Что ж, это очень подробное описание. Броуд, наверное, должен был быть одним из тех шестерых эсэсовцев, выполнявших данную работу.
Р: Да, в противном случае он бы не знал, о чём говорит. Но давайте сравним эти показания с показаниями, которые Броуд дал в 1959 году после своего ареста во время предварительного расследования перед Франкфуртским процессом. Вот отрывок из них: «Сам я никогда не участвовал в газациях, проводившихся в малом крематории Освенцима. Лишь однажды я смог понаблюдать за процедурой газации из окна верхнего этажа эсэсовского госпиталя, располагавшегося напротив малого крематория. Впрочем, я могу припомнить лишь то, что я видел двух эсэсовцев в противогазах, стоявших на плоской крыше комнаты для газации. Я видел, как эти двое молотком открыли банки с Циклоном-Б и высыпали яд в отверстие. Я хочу отметить, что во время газаций всё вокруг герметически оцеплялось, так что никто из посторонних эсэсовцев также не мог близко подойти. Я ничего не слышал, хотя могу предположить, что узники кричали от страха смерти после того, как их отвели в комнату для газации. Но на дороге перед эсэсовским госпиталем стоял грузовик, двигатель которого работал на полную мощность. Я доставил его в связи с газацией, так чтобы никто не смог услышать возможные крики и выстрелы»[946].
С: Но если он видел газации только мимоходом, как же он мог тогда составить столь подробный отчёт о них сразу же после войны?
Р: Ну, либо он лгал в 1959 году, чтобы уйти от ответственности, либо сразу же после войны, чтобы сохранить себе жизнь. Факт состоит в том, что сразу же после войны он перенял стиль речи победителей, так же как и само содержание их речей. Так что мы можем предположить, что его первое показание не соответствовало истине, поскольку в противном случае получалось бы, что Броуд сам был одним из этих чудовищ-эсэсовцев. Но если это так, то почему же тогда его не судили и не казнили, как, например, Хёсса? Известно, что Броуд постоянно отрицал, что он был одним из главных виновных в проведении газаций. Позже мы более подробно рассмотрим содержание показаний Броуда и покажем, что они не соответствуют истине в ряде ключевых моментов. Но уже сейчас должно быть ясно, что своё послевоенное признание Броуд явно не делал свободно и без принуждения, поскольку по стилю оно напоминает не признание эсэсовца, а дешёвый бульварный роман, написанный с точки зрения гипотетических жертв.
Что на самом деле представляет интерес, так это такой вопрос: как нужно было обращаться с человеком, служившим в СС, чтобы через несколько месяцев после войны он составил пылкие признания, в которых мнимые злодеяния описывались с точки зрения пострадавших?
Чтобы приблизиться к ответу на этот вопрос, я упомяну о схожем случае, в котором содержатся смутные указания на применявшиеся тогда методы, — деле Ганса Аумайера. Аумайер с середины февраля 1942-го до середины августа 1943-го года работал в Освенциме в качестве руководителя лагеря обеспечивающего ареста. На своём первом допросе, проведённом английскими тюремщиками 29 июня 1945 года, он весьма наивно рассказал об освенцимских крематориях, не упомянув при этом никаких газовых камер. Неудовлетворённые его показаниями, следователи потребовали «точных данных» о газациях, со всеми подробностями, среди которых — ежедневное количество жертв, общее их количество, «признание собственной ответственности», а также ответственности остальных виновников и лиц, отдававших приказы[947]. У Аумайера даже не спросили, проводились ли там газации или нет; если да, то участвовал ли он в них или нет. Вместо этого ему попросту приказали предоставить детали и сделать признание.