Лекции по холокосту
Шрифт:
С: А почему никто не протестует против такого беззакония?
Р: Протестовать можно только против того, о чём вам известно. Эту же тему нельзя предавать огласке; все средства информации хранят о ней гробовое молчание или же кричат «Бей нацистов!», так что любому, кто отказывается подчиняться, так или иначе затыкают рот. Самый эффективный способ подавить любые критические мысли по данному вопросу — это волшебные слова «нацист» и «неонацист», поскольку во всех западных странах и особенно в Г ермании это означает изгнание из общества. Кто станет слушать нацистов
С: Никто не хочет иметь с нацистами ничего общего, и это совершенно правильно!
Р: Это ваше субъективное мнение. Но речь сейчас не об этом, а о том, как определить, действительно ли человек, которого называют нацистом, является нацистом, точнее — национал-социалистом? Надо сначала лично переговорить с этим человеком, и уж потом решать, кто он по убеждениям.
С: Скажите, а себя вы считаете национал-социалистом?
Р: Ну, общественность уж точно считает меня национал-социалистом.
С: Вы не ответили на мой вопрос.
Р: Чтобы ответить на него, мне нужно знать, в чём состоит национал-социалистическая идеология, если таковая вообще существует. А я, если честно, мало что о ней знаю. Меня не интересуют идеологии, и я уж точно не намерен слепо следовать какой бы то ни было идеологии, которую придумал кто-то другой. Я предпочитаю сам думать за себя и создавать своё собственное мировоззрение. Моё представление о том, что такое национал-социализм, обусловлено тем, что мы ежедневно слышим в СМИ. Но, учитывая все те выдумки об исторических аспектах национал-социализма, которые я изобличал в своих исследованиях на протяжении последних пятнадцати лет, я не удивлюсь, если окажется, что многое из того, что нам говорили о национал-социализме как об идеологии, также окажется неправдой или грубым искажением. Но, как я уже говорил, этого я не знаю. Таким образом, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку я не знаю, что собой представляет национал-социализм.
С: Кто же вы по убеждениям?
Р: Ну, если вы взглянете на мои книжные полки и стены, вы увидите, что я испытываю ностальгию по второму Германскому Рейху — старой кайзеровской империи — и по династии Гогенцоллернов. Это имеет место не столько из-за того, что меня привлекает идея монархии как таковая, сколько из-за того, что эта империя символизирует собой Германию, незатронутую всеми теми несчастиями, которые случились с ней после низвержения монархии. Что меня привлекает, так это мечта о чистой, процветающей, уверенной в себе Г ермании.
Даже если большинство знающих меня людей прекрасно понимают, что я никакой не национал-социалист, это мне нисколько не помогает. Всё равно средства массовой информации и органы власти называют меня нацистом. И это справедливо для большинства ревизионистов. Таким образом, мы имеем здесь дело ещё с одной ложью. Для того чтобы какой-либо протест против такой клеветы (за которой следует уголовное преследование и сожжение книг) был эффективным, ему необходима огласка. Это единственная защита от самовольного использования власть имущими своих полномочий. Однако это как раз недоступно тем, кого «обличают» как нацистов.
С: А что плохого в том, что нацистов изолируют от общества?
Р: Ну, лет четыреста тому назад никто бы не осмелился защищать колдуна или ведьму. В СССР человек, названный антикоммунистом или контрреволюционером, был бы обречён. В нацистской Германии защита евреев или коммунистов особо не поощрялась. В сегодняшнем сообществе такой же эффект имеет ярлык «нацист». При этом большинство кричащих «Нацист!» даже не знает, что означает этот термин. Ярлыки меняются, но методы преследования и равнодушие масс ко всему этому — никогда.
Р: Если уж кого и надо изолировать от общества, так это тех, кто применяет или одобряет применение силы для подавления других мнений. Я хочу особо подчеркнуть, что ещё ни один ревизионист не применял и не одобрял насилие. Ревизионисты — миролюбивые и дружелюбные люди.
С: А по-моему, к евреям они особого дружелюбия не испытывают.
Р: Докажите, что это так! Я же в ответ докажу вам, что государственные власти злоупотребляют своими полномочиями для того, чтобы закрыть рот ревизионистов. Также я докажу, что против ревизионистов применяется грубое физическое и противозаконное насилие. Вот лишь несколько примеров.
В конце 70-х годов французский журналист и один из руководителей Национального фронта, Франсуа Дюпрэ, издал французский перевод ревизионистской брошюры «Шесть миллионов — потеряны и найдены» Ричарда Харвуда (настоящее имя— Ричард Фероль)[159].
Дюпрэ издал также ревизионистскую работу под названием «Тайна газовых камер». Ему было всего тридцать восемь лет, когда 18 марта 1978 года в его машине взорвалась бомба, в результате чего он был убит, а его жена потеряла обе ноги. Ответственность за этот террористический акт взяли на себя две еврейские группировки: «Отряд еврейского сопротивления» и «Еврейская революционная группа». Убийц так и не поймали[1317].
На французского профессора Робера Фориссона неоднократно совершались нападения. Один раз дело едва не закончилось трагедией. 16 сентября 1989 года Фориссон, как обычно, прогуливался с собакой в парке в своём родном городе Виши, когда на него напали трое громил, пустили ему в глаза слезоточивый газ и принялись его избивать. Даже после того, как он упал на землю, они продолжали бить его ногами в лицо и грудь. «Его челюсть и лицо были раздроблены», поведал пожарник, пришедший к Фориссону на помощь. Врачи оперировали его четыре с половиной часов.
Ответственность за это бандитское нападение взяла на себя группировка, назвавшаяся «Сынами еврейской памяти» («Les fils de la m'emoire juive»), В заявлении этой группировки говорилось: «Фориссон первый, но не последний. Пусть трепещут отрицатели холокоста!» Это нападение было также реакцией на доклад Лёйхтера, поскольку Фориссон был духовным отцом этого доклада.
А вот как на это отреагировал французский «охотник за нацистами» Серж Кларсфельд, один из самых агрессивных противников ревизионистов: