Лекции по холокосту
Шрифт:
С: Но ведь веские аргументы немецкие суды просто обязаны учитывать!
Р: Я тоже раньше так думал, но в итоге меня ждало горькое разочарование. Всему виной — так называемые «общеизвестные факты». В немецком языке существует специальный юридический термин «Offenkundigkeit», который можно перевести на русский как «общеизвестный (явный, очевидный) факт». Этот термин закреплён в статье 244, параграфе 3, немецкого Уголовно-процессуального кодекса. Это позволяет судьям отклонять доказательства, если прежде юридическим путём было установлено, что предмет обсуждения является «общеизвестным фактом». Например, ходатайства о доказательстве
С: А что в этом плохого?
Р: В этом — ничего. Плохо то, что эта статья применяется для самовольного отклонения доказательств на судебных процессах ревизионистов. Несмотря на то, что ревизионистов обвиняют в ложных и подстрекательских заявлениях, им запрещают возражать против обвинений, выдвигаемых судом, согласно которым ревизионистские взгляды ошибочны. Но ведь, не давая подсудимому возможности доказать суду, что предполагаемое преступление не является преступлением, поскольку высказанное им мнение является правильным и поэтому не может считаться преступлением, суд тем самым отказывает подсудимому в честном судебном процессе, что является грубым попиранием прав человека.
В судебных делах, возбуждаемых в Германии против ревизионистов, прокурорам достаточно заявить, что то, что ревизионисты не правы, — это общеизвестный факт. Им даже не надо доказывать обвинение, выдвинутое против ревизиониста. У подсудимого же попросту нет права требовать, чтобы его вину доказали, поскольку судьи вторят прокурорам и заявляют, что да, то, что подсудимый не прав, — это общеизвестный факт[1353]. Если же подсудимый продолжает настаивать на необходимости доказать его вину, то это только влечёт за собой более суровый приговор, поскольку подсудимый «неисправим», и вместо того, чтобы признать свою вину и раскаяться в содеянном, он продолжает повторять на суде то самое преступление мысли, за которое его судят.
С: Но ведь часто бывает так, что новые доказательства заставляют усомниться даже в самых очевидных вещах.
Р: Формально вы правы. В начале 90-х годов некоторые немецкие суды решили, что «общеизвестные факты» можно ставить под сомнение новыми или более убедительными доказательствами, которые прежде немецким судам никогда не предлагались, а также в том случае, если имеют место бурные общественные дискуссии по поводу правильности того или иного «общеизвестного факта»[1354]. Однако в том, что касается судов над ревизионистами, все ходатайства адвокатов, согласно которым представленное доказательство является новым и/или более убедительным или что имеют место заметные общественные дискуссии, будут немецкими судьями отклонены. Почему, спросите вы? Да потому, что холокост сам по себе является очевидным благодаря «общеизвестным фактам»!
С: Но ведь в этих ходатайствах речь идёт о качестве предложенного доказательства или о том, имеют ли место общественные дискуссии по данному вопросу, а не о том, был или не был холокост!
Р: Верно подмечено, однако представители Верховного федерального суда Г ермании прикидываются дурачками и всё равно штампуют эти решения[1355]. Это всё равно, что я скажу: «Я докажу, что моя машина быстрее вашей», а вы ответите: «Даже и не пытайтесь: известно ведь, что вода кипит при ста градусах!» Одно с другим не имеет ничего общего.
С: Выходит, немецкие суды демонстрируют в этих случаях полный маразм?
Р: Именно так. Историки и судебно-медицинские эксперты, подготавливающие новые или более качественные доказательства, всякий раз отвергаются судом, ибо «общеизвестные факты» говорят о том, что они не правы, что бы они там ни говорили. Более того: если эти эксперты не успокоятся, против них самих возбудят уголовное дело, и на своём суде им будет запрещено предъявлять в качестве оправдания собственные труды. Их штрафуют и сажают в тюрьму из-за того, что их взгляды (высказывать которые в суде им запрещается) считаются ошибочные ввиду «общеизвестных фактов»[1356].
С: Но откуда судьи могут знать, что подсудимые ошибаются, если они даже не пытаются выслушать этих подсудимых?
Р: Не знаю. Наверно, немецкие судьи — богоподобные существа, умеющие читать чужие мысли и, благодаря «общеизвестным фактам», безошибочно определяющие, что правда, а что — нет.
В свою очередь, если кто-то наберётся храбрости и попытается начать общественную дискуссию — с тем, чтобы создать другое мнение, которое сможет устранить «общеизвестный факт», — то он также будет привлечён к уголовной ответственности, без возможности вести в суде открытую дискуссию по данному вопросу, поскольку ошибочность его мнения опять-таки следует из «общеизвестного факта».
С: Это уже какой-то Кафка получается[1357]...
Р: Подождите, я только начал. Как я уже говорил, адвокаты защиты, которые осмеливаются предъявлять доказательства, ставящие под сомнение подлинность холокоста, также подлежат уголовной ответственности (см. главу 4.3.4). А поскольку взгляды этих судей ошибочны виду «общеизвестных фактов», у них нет права защищать себя при помощи доказательств, которые они ранее пытались предъявить в защиту своих клиентов.
С: Да уж, немецкое правосудие — это как те три обезьяны: одна ничего не видит, другая ничего не слышит, третья ничего не скажет. Это же самый настоящий юридический тоталитаризм, запрещающий заниматься свободными судебными исследованиями!
Р: Согласен. Знаменитые сталинские процессы тридцатых годов — это детские шалости по сравнению с тем, как судебная система в сегодняшней Германии стережёт свое табу! [1358] И мне кажется, я знаю, что стоит за всем этим. Я неоднократно выступал в качестве свидетеля-эксперта на различных судах над ревизионистами и поэтому знаю, что говорю.
В статье 245 немецкого Уголовно-процессуального кодекса говорится, что доказательство, которое уже представляется в зале суда, не может быть отклонено на основании «общеизвестных фактов», а только в том случае, если выяснится, что это доказательство «полностью непригодно»[1359]. Это может быть только в том случае, если вызванный эксперт совершенно некомпетентен в данной области, но ведь тогда он, разумеется, перестаёт быть экспертом. Во всех же остальных случаях немецкий судья обязан выслушать свидетеля-эксперта, который уже находится в зале суда.
Учитывая, что ни один немецкий прокурор или судья никогда не поручит эксперту по холокосту провести судебную экспертизу и представить полученные результаты в суде (всё равно для немецких прокуроров и судей результат уже заранее является «общеизвестным фактом», так что зачем им зря беспокоиться?), у адвокатов нет другого выбора, кроме как самим находить свидетелей-экспертов и вызывать их в суд, где те смогут представить результаты проведённой ими судебной экспертизы.
В июне 1991 года один адвокат попросил меня подготовить экспертный доклад на эту тему, на что я, будучи дипломированным химиком, ответил согласием. После этого, в 19911994 годах, адвокаты защиты неоднократно вызывали меня в суд в качестве свидетеля-эксперта на процессах различных ревизионистов. Однако во всех случаях судьи давали мне отвод — либо на том основании, что холокост является «общеизвестным фактом», либо из-за того, что моя экспертиза якобы представляла собой «полностью непригодное доказательство». И то, и другое юридически невозможно. Как может такое быть, чтобы учёный-химик с дипломом магистра, пишущий кандидатскую диссертацию по теме, находящейся в самом центре данного вопроса (неорганической химии), был «полностью непригоден» для ответов на вопросы из области химии?[1360] Тем не менее, это нарушение закона поддерживалось и одобрялось во всех апелляционных инстанциях.