Лекции по истории общественной жизни и культуры России
Шрифт:
Основание Лавры и жизнь Сергия стали образцом для огромной по размаху деятельности подвижников XIV–XV веков, уходивших в пустыни Севера и создавших там постепенно сеть великих монастырей: Кириллово-Белозерский, Ферапонтов, Соловецкий и многие другие. Это было грандиозное строительство, духовное по своей главной цели, но и осваивающее огромную страну, где возникала своеобразная культура. К деятельности основателей монастырей примыкает и деятельность миссионеров-просветителей, таких как Стефан Пермский.
Для этой эпохи незавершившегося русского Возрождения характерны различные тенденции, связанные с греко-славянским Возрождением, западными влияниями и национальным обособлением, хотя они и не всегда достаточно отчетливо разграничиваются в деятельности социальных
Огромное значение для русской культуры имела деятельность таких выходцев из греко-славянского мира, как митрополит Киприан, писатели Максим Грек, Пахомий Логофет, художник Феофан Грек и другие. В рамках этого культурного движения мы видим большую работу по переводу творений отцов церкви и исправлению богослужебных книг, борьбу против невежества и пороков духовенства. Неутомимую работу в этом направлении вел Максим Грек, выходец из Византии, получивший блестящее образование у себя на родине, а затем в Италии. Несмотря на знакомство с культурой Запада, он навсегда остался ревнителем православия, искателем «духовного града». На Руси он проявил себя как выдающийся полемист и обличитель всяческих неправд и отступлений от истинной веры. Подобно Томасу Мору, он не одобрил развод и новый брак своего государя, сына Ивана Третьего, Василия, после чего впал в немилость и был осужден церковным собором. Еще одной причиной осуждения было то, что Максим Грек примкнул к «нестяжателям», возглавляемым старцем Нилом Сорским. «Нестяжатели» следовали умственному направлению, возникшему одновременно в Греции и на Балканах, и ставили себе целью «возрождение» не античной культуры, как на Западе, но во многом уничтоженной греко-славянской культуры IX–XI веков. В Греции крупнейшим деятелем этого Возрождения был великий богослов, святой Григорий Палама, глава движения «исхиастов» – монахов, искавших особый путь постижения Бога через «умную молитву».
«Нестяжатели» выступили против церковной, прежде всего монастырской, собственности. Они видели цель монастырской жизни в следовании примеру греческих и русских подвижников, достигавших приближения к Богу путем «умной молитвы» и специально разработанной системы духовного совершенствования. Эта система создавала особую культуру, которая лишь в малой степени способствовала оригинальному творчеству в литературе, т. к. оставалась культурой читателей. Главной читаемой книгой был, конечно, Новый Завет, но читались и творения Отцов церкви. Наряду с молитвой и чтением важное место в этой культуре занимало и воздержание, включающее пост, молчание и даже особую систему дыхания. На Руси традиция, которую продолжили Нил Сорский и другие «заволжские старцы», восходит к печерским инокам и святому Сергию. На рубеже XIV и XV веков она воплотилась в творчестве Андрея Рублева и других иконописцев.
В политическом отношении Нил Сорский и его сподвижники также продолжали традицию святого Сергия, отстаивавшего полную духовную независимость священнослужителей от светской власти. Оставаясь независимыми, иерархи и святые русской церкви могли быть советчиками, духовными наставниками правителей. Они сохраняли за собой право «печаловаться» о тех, кто подвергался гонениям со стороны власти. Отстаивая эту традицию, деятели русского возрождения следовали и воспоминаниям о блестящей эпохе Киевской и Владимиро-Суздальской Руси с ее цветущей культурой и относительной социальной гармонией. Их вдохновляла мысль о «Русской земле», возрождавшейся после иноземного владычества, земле истинного христианства.
Высокая духовность и аскетизм «нестяжателей» сочетались с представлениями об известной духовной свободе, что сказалось на их мягком отношении к еретикам. Наиболее крупное еретическое движение «жидовствующих» получило большое распространение в XV веке, сначала в Новгороде, а затем в Москве. Как видно из названия ереси, ее последователи придавали большое значение Ветхому Завету, что сближало их с европейскими протестантами. Безусловно, здесь сказались особые связи Новгорода с Западной Европой. Кроме того, в умах людей большие сомнения посеял предсказанный и несостоявшийся в 1492 году конец света. О взглядах новгородских и московских еретиков сохранилось мало сведений. По-видимому, они отстаивали свободу толкования Священного писания, а также увлекались астрологией. Еретики были осуждены московскими церковными соборами. В менее суровой форме осуждению подверглись и «нестяжатели».
Это осуждение произошло по инициативе партии «иосифлян», во главе которой стоял Иосиф Волоцкий. Иосиф защищал право владения собственностью для монастырей, в чем тоже была известная «правда», т. к. позволяло монастырям осуществлять определенное социальное служение. Идеология «иосифлян» развивалась не без влияния католического Запада, у которого они заимствовали мысль о превосходстве духовной власти над светской и склонность к обмирщению церковной жизни в целом. Эта идеология сначала как будто противопоставила Иосифа и его сторонников Великому князю Московскому, который не прочь был завладеть церковными землями. Но дальнейшие события развернулись так, что монастыри оказались в наибольшей степени оппонентами наследников местных удельных князей и переходя из-под их власти под покровительство Москвы, увеличивали ее богатство и силу. Тем самым они способствовали процессу централизации. Слабое западничество в среде «иосифлян» сочеталось с отчетливой национальной идеологией. Сохранив свои владенья и восторжествовав над оппонентами, последователи Иосифа Волоцкого стали идеологами, утверждавшими идею особой роли России и русских царей как хранителей христианского предания. Такая ориентация усилила в иосифлянах дух буквализма, тщательного слежения за выполнением обрядов, с которыми, в первую очередь, они и связывали мысль о верности Христу. Вместе с тем недостаточная образованность и многочисленные ошибки в книгах порождали бесконечные споры о деталях обрядов (например, спор о хождении вокруг церкви по солнцу или против солнца).
Новый династический порядок передачи главного княжеского стола от отца к сыну, в обход младшего брата, утвердившийся в Москве, долгое время встречал мощное сопротивление. Для его торжества понадобилась последняя жестокая усобица, в результате которой внук Дмитрия Донского, Василий Темный, устранив дядю и двоюродных братьев, стал фактическим повелителем Руси. Усобица сопровождалась взаимным ослеплением братьев и отличалась страшной жестокостью, но сын Василия Иван III уже не имел подобных соперников.
С Ивана III начинается новая эпоха «Русского царства», приходящая на смену «Русской земле» – несколько неопределенному единству, в большей мере духовному, чем политическому. Русское, или, точнее – Московское царство представляло собой гораздо более прочную общность и давало людям определенные гарантии мира, неприкосновенности религии, порядка, защиты от внешних врагов и рождало у них ощущение единства и общего могущества. Все это ассоциировалось с такими понятиями, как держава и царь – держатель подвластных ему земель. Уже Иван III начинает именовать себя царем, заимствуя этот титул из Византии и Рима («царь» – искаженное «цезарь»). Завоевание Константинополя турками в 1453 году и падение южнославянских государств сделало московского властителя главным защитником православной веры и правопреемником византийских императоров. Это правопреемство еще больше укрепилось браком Ивана III с Софьей Палеолог, племянницей последнего из императоров. Окружавшие Софью греки-эмигранты принесли в Москву многие из обычаев и представлений, господствовавших при Византийском дворе. В конце XV века церковные писатели – митрополит Зосима и псковский инок Филофей создают формулу «Москва – третий Рим». «Два Рима пали, – писал Филофей, – третий стоит, а четвертому не быть». Постепенно формируется и идея о превосходстве русского благочестия над греческим.
Конец ознакомительного фрагмента.