Лемма о невозможности

Евстигнеев Владимир Рубенович

Бифуркация

Но он, стряхнув змею в огонь, не потерпел никакого вреда.

Деян. 28, 5–6

Клеопатра приложила аспида к своей груди, и он ужалил ее.

Плутарх

Полоний улицы за пыльной занавеской,Полоний мартовский, безлиственный и резкий,Не скажет до утра ни слова: слишком вески,Но продерзит всю ночь тем раздраженным плескоОткуда вздох один – до сырного “молчи”,И вздоха три до гречневого “вот ключи”,И вздохов пять (балетный шаг в ночи!)До хриплого “тогда зачем нужны врачи?”.Когда разлуки речь – что Львов для харьковчанки,Один – с руки – в огонь, ей – в губы сердца: в ранку,Разлуки речь вкусив, по-птичьи, спозаранку, —Небесного питья! – день режется в молчанку.Когда разлуки речь, сметая роты вех,Ворвется в небеса до ласточкиных стрех,Чтоб черно-бурых

туч ознобом вздыбить мех, —Расслышит тонкий слух вдруг серебристый смех.

Ichthys

Дай лишь город-ковчег хоть вполглаза уснет —Твой портрет поцелую украдкой.Ведь иная душа попирает и сот,А голодной и горькое сладко.Посылать голубей – пусть найдут Арарат,Где ручьями бессонные речи,Где уста не стыдясь об одном говорят, —Не летят – всё мостятся на плечи.Это море кругом, этот мартовский снег,И нигде ни надежды на сушу,Ни надежды на встречу… И мчится ковчег,Собирая бесслезные души.Только Рыба, играя, всплывет из глубин,В лунной чашке начнет кувыркаться.Это карп, власть имеющий, карп-господинСтавит стрелки – двенадцать-двенадцать.На часах, на костяшках, на календаряхНам спасенье обещано вскоре.Нынче – как при баснословных царях:Только знай, сеть закидывай в море.И позор, и утраты, и тяжкий недуг —Вот они: искупленье доступно, —Лишь свидетельство губ и свидетельство рукДо конца, до конца неподкупно.

Кунцевская рифма

1.

Так странно все и так невозмутимо,Что даже страшный и ревущий trafficПо правилам прокатывает мимо,Обдав зияньем тишины и блефа.И можно, очевидно, догадатьсяО предстоящем содержаньи речи,Как судят наспех о сосисках датскихИ непереводимых снах овечьих,Как судит город, импортом уставленИ точно баритон цветами трачен,О назначеньи в нем сокрытых спаленИ карамзинском слоге новобрачий.И непереводимою игроюДвух синтаксисов встали виадуки,За “я пойду” стоящие горою,Но рцы: прощай, – и заломают руки.И невесомо, вопреки усталымПромерзлым насыпям, фундаменты укрывшим,На сером фоне желтые кварталыПарят, преображаясь в смысле высшем.

2.

А может, это старые обидыБолят, – а кажется – тоскует сердце.И в каждом кабинете есть и иды,И календарь, в который плохо верится,И бытовое так организованоПространство и рассчитано по долям,Тригонометрией соединяя Овна,Допустим, с именами “ты” и “дева”.И лучше понимаешь астрономиюВ ее святом исповедальном замысле,Когда как символ пироги огромные,Ликер, приборов строй стеклянно-масляный,И Сен-Жермен картофельный романский,И отбивных бестактные намеки,И подростковый вдруг озноб шампанскийСвидетельствуют нам о подоплекеБожественной и непереносимой,Соперничающей с Эратосфеном,Как поцелуй, как пальцы – мимо, мимо,Где грусть, шампунь и опадает пена.

3.

И поцелуй, как снег неутолимый,Как невозможно-белое на черном,Неудержимо тает, мимо, мимо,Пространством неопределенно-спорным.И мимо я гляжу с улыбкой странной,В мой абажур все “нет” твои слетелись,И в языке моем они желанныИ утвердительную обретают прелесть.И вот, самостоятельны и властны,Все безделушки, ручки и расческиФигурой умолчанья скажут ясноОб истине невероятно плоской,Как ржавеет в прикосновеньи светаКрем белоснежный, легкий, витаминный,Всегдашнее “один” и “не об этом”На дне одышки мертвенно-интимной,На дне ее, во мраке поцелуя,Не ближе ль паспорта тебе, скажи на милость,Не царствуя, не видя, не ревнуя,Душа моя тихонько притаилась.

Упражнение для губ

Кто так слеп, как возлюбленный, глух, как посланный Мой?

Ис. 42, 19

Как худые, небритые грекиВечер будет на радости скуп,Мне изранишь крылатые векиПоцелуями сомкнутых губ.Истончится эмаль небосводаДо сияющих звездных столпов —И в неслышном ковчеге свободаМой покинет завистливый кров.Поплывет, словно месяц по краю,Отороченный снежной каймой.Смертным эхом за Ним повторяю:Кто столь слеп, сколь возлюбленный мой?

«Давай играть в комедию с тобой…»

* * *

Давай играть в комедию с тобой,Где масками – предметы обихода.Вот в ванной зеркало, вот питьевая сода,С надменным прахом рвущаяся в бой,А вот метла сметает черепкиСаксонской жизни, остры и легки.Ты будешь петел, буду я Петром,А наши все – прислужники и жены,А те, кого не примет этот дом,Аримафейской будут пробкой жженой.Дай смолкнет пение, и выступим мы в такт,И не смогу я трижды не отречься,Увидев Господом оставленный верстак…Мой носовой платок невыносимо клетчат, —А с верстака спадают стружки льняно,Похожие на кудри Иоанна,Коленопреклоненного… Ответь,Зачем ты выковал себе грудную медьИ для кого поёшь на высотах?Ведь мы суть персть, а наше сердце – прах,К последнему стремящееся праху.Так пой еще! Как пал Иерихон,Так медью буду я твоей сражен —Под бременем утраты, а не страха.…Верстак, Мария, братья, Иоанн,Смоковницы отяжелелой рифмы.На третий день поминовенье сотворив, мыОставим неизменный Ханаан,Верстак, Марию, братьев… ИоаннТам не останется. Ему за другом милымСтупать без слов, – какие там слова,И не молитвы на краю могилы,А мольбы сердца к сердцу… ГоловаТем временем трезвеет: нет пути,Воскресшего в пелёнах не найти.…Остановиться. Сдвинув котелок,Огромный, клетчатый из недр извлечь платок.Пусть грянет в Божьем мире “кукареку!” —И разорвется занавес небес,Чтоб самый вкус предательства исчез,Изжогою скрутив Тулуз-Лотрека…Чепцы – за мельницей, воздушный кончен бой,Лишь лента розовая вьется:Давай играть в комедию с тобой, —Иначе сердце – разорвется.

Круг жизни

1.

Твое молчание – грушиИ творог солоноватый,И вынимающий душу, —Последний и виноватый, —Медлительностью теченья —Мед, багровое обаяние,И в жестянке из-под печенья,Подавивший снеди,Шоколад – divina commedia, —А ближе к полудню – отчаянье.Твое присутствие – лакомство,Полоскание рта, растерянный Валаам,Вздохи осла в кустах,Сломавшего путь пополам,Вечернее заревоС полудня до новой зари,Вечернего, карего, —На душу мою подыши – и потри, —С изюмом питательный хлеб.А помнящий правду ослеп.

2.

“Чужая душа – потемки”:Твоя душа – вертоград.Портфель нарочито емкийУ фразы “любил как брат”.А кто разметал оградуИз белых – в пыли – камней, —“Мой первый слог…”: брось шараду, —Того поцелует змей.(Но все же: “мой первый – нотаИ междометье – второй”…О чем это? В чем забота?В столице сменился строй?!)Ужалит поверх кроссовки;«А где, – спросят, – тот, неловкий,Что в душу глядел твою?» —Ответь (ни к чему уловки):– Стал бабочкой, серой совкой,“Цыганкам не подаю!”.

3. Прибалтика

…Ибо говорю вам, что Бог может из камней сих воздвигнуть детей Аврааму.

Лк. 3, 8

Из камней – сынов Аврааму,Из персти – ему дочерей,А мне – из прибрежного хлама,Из сваленных в кучу ветвей,Из сих поплавков почернелых,Из шороха пены в песке,И чаек, заученно-белых,И хвой в кривоватом леске,И утлого моря пустого,В котором не фыркает зверь,И тихого горя простого,Уже затворившего дверь,Из тучи туземной и синей,Прильнувшей совсем к парусам, —Транзитный, кофейный, всесильный,Создай, кого ведаешь Сам.