Лемма о невозможности

Евстигнеев Владимир Рубенович

«Шкафчик с пряностями – точно сердце…»

* * *

Шкафчик с пряностями – точно сердце,За узорными дверцами дом,Где над душною тяжестью перцаПолыхает гвоздика углем,Где в имбирные слезы и трелиВдруг бросает заносчивый тмин,И цикорий болезненный – в двери,И в мистический холод – жасмин.Все признания в вечности длятся,Omnes conservat Dominus res.Должен ли я за стрелками гнаться?Гонор мой – это spes, а не спесь!Как же просто – замешкаться, скрыться,Приотстать в середине пути,С головой под подушку зарыться…«Мы увидимся, ты не грусти».

Оттепель, или Валентинка для Офелии

…Кольми

же вы лучше птиц!Здесь всё меня переживет,Всё, даже ветхие скворечни,И этот воздух, воздух вешнийМорской свершивший перелет.А

Не мытарем, боящимся молиться, —Но на тебя все ж не подъемлю глаз.Когда тебя чем свет взыскует птица —Не лучше ли я птиц во много раз?Мне страуса пристало оперенье —Ручьев в снегу безудержный наряд,Чтоб лепетом губным благословеньяСмешить нагих отчаянных наяд.И исподлобья глянула полоскаЕдва живущих оттепельных дней,И Божья матерь пробует жел"eзкиПодпухлые у зябнущих ветвей.И этот запах вдруг морской, нездешний,Болезненный, но гордый и пустой,И вдруг заметны сделались скворечни,Что проиграло небо в морской бой.И сумерек толпа срединно-зимнихВалит на площадях митинговатьУже с утра, хотим ли, не хотим ли,А «дома быть» – прочтется «вспоминать».И память, не смущаемая зреньем,Вся обратится в бесконечный слух,Но, мира зримого мелькнув влюбленной тенью,Мир слышимый для памяти потух.…Вовек всех нужных справок не собрать им,И это, в общем, вовсе не беда,Что слишком скоро сорок тысяч братьевРастают в перспективе без следа.

Подражания

1.

И снова Лазаря субботаГрохочет кровию в ушах,От темени солнцеворотаЕдва переступив на шаг,Вцепившись в рыжий дня загривок,О ветки влажные биясь,Она проскачет как Годива,Над нами испытуя власть.Она смутит и растревожитНенужной щедростью своей,Она соблазн неосторожнымИ антифон грядущих дней.И потому, едва заслышавРыданья, крики от ворот,И голоса зевак на крышах,И убегающий народ,Скажу: По нашим прегрешеньям,Ты, Господи, повремени:Не надо чуда воскрешенья,Живых спаси и сохрани.

2.

Blessed are they that mourn: for they shall be comforted.

Matt. 5, 4

Сгущаясь Вербным воскресеньем,Узор пустующих ветвейОзначил недосып весеннийНа тучах сечкой глазырей,И все кого-то ждут и медлят,Невольно сдерживают ход, —Еще немного, день последний,И вот Он, среди нас, грядет.И, в небо кинув взор пустое,Сломает зимнюю печать:“Меня имеете с собоюЕще дней, может, сорок пять”.И тут же воды, травы, птицыЛаскать срываются и ждать,И снова, обнявшись, кружиться,И к сердцу милых прижимать.Блаженны плачущие, слышишь!Но этот приз не взять вдвоем.Долой коварство: я не выше;Я не жалею. Ни о чём.

Элементы

1.

За апрельской страной саксофонаБродит лето, стадами трубя.И, пока не опомнилась крона, —Прореки, кто ударил тебя!Не то враз зацветет, загрохочет,Забунтует, свободу губя…Вместо голоса – яростный кочет, —Прореки, кто ославил тебя!А потом, замешавшись с толпою,Миротворцев чужих возлюбя,За столом, что расставлен покоем, —Прореки, кто забудет тебя.Вот и жизнь, как всегда, на ладони,И на годы вперед, как тогда,На апрельской пустующей кронеОсыпается неба слюда.

2.

За душой точно за морем Белым,За вечерней рассадистой мглой,Я храню в чистоте онемелойВсе, что есть меж тобою и мной.Все вещицы, все злые предметы,Все, в чем нету тебя ни на грош, —Все мне чудные дарит приметыМилой жизни. И тем и хорошМокрый лес и черника босая, —Мы зачем-то ее соберем,Продолжая, трудясь, не бросая,Точно в дом, точно есть у нас дом, —Что прикрывшись неспешной работой,Лишь отрывистым словом делясь —Всею косноязычной заботойЯ решаю все тот же пасьянс.

Nefarius

Ледок осенний, и ни слова.Дай, лужам выправлю прикус.Меж встречей и разлукой сноваНет ничего, лишь пар от уст.Припомни: меднооким летомДень как язычник умирал,Под юбками травы, в кюветахТяжелым холодом играл.И лишь один жасмин старалсяНичьих похвал не позабытьИ напряженно дожидался —Снегов мертвящих, может быть.Рыдают на страницах четных —Наотмашь на нечетных, всласть.Пусть Марфа о любви печется, —Я ж предпочту благую часть!Замолкает, и тут же – голос– Нам не нужно для встреч ни подъезда, ни ложа,Я хочу твои… да, я хочу – это тоже,И со стрелкой секундной бежать наравне…Я хочу твоих слов, просто слов – обо мне.Аминь.

«В кошельке декабрьской ночи…»

* * *

В кошельке декабрьской ночиСтал я медною монеткой,И меня никто не хочетОт салфеток и объедков,С блюдечка, где синька счета,Со скатерки в крошках пеплаПодхватить, чтоб ни на йотуВ ребрах сердце не ослепло.Нет, декабрь меня закинетВ шапку нищему чужому,Что и бровию не двинет,Только скажет “Вот и дома”.Скажет: “Мой медяк желанный,Сердце от тебя прозрело,Перехожий ты и странный,Как мое худое тело”.Нынче станем неразлучны,Ты слепец, а я – вожатый,До угла, – а там получшеБросит кто-то виноватый.

Вариации на тему судьбы

1.

Не спрашивай, зачем мы рядом.Недоуменным, полным сна —Как прежде, будет нам обрядомЧуть скованная тишина.На обороте дня, поспешны,В слезах, пока не брезжит свет,Мы так навеки безутешны!И так безжалостен ответ!Но днём – совсем иное дело.День дозволяет, солдафон,О будущем трепаться смелоИ не глядеть на телефон.Тебя я слушаю вполуха.И ты ничей, и я ничей.А с потолка глазеет мухаТолпой фасеточных очей.

2.

Clutching her handkerchief…

Битлы, кажись

“Чужие,” – где-то жмут на нервах,А в гардеробной, между строк,Вторая подражает первойЛюбовь и комкает платок.И нежностью такой неловкой,И промедленьем у дверей,За душу тронет не уловкой —Напоминанием, скорей.Безумных чаек силуэты —В блокноте глупый почерк мой.Опять готовить сани летом,Телегу смазывать зимой.И невозможно отлучитьсяИз памяти под Новый год,И кто-то будто молвить тщится«Послушай, всё наоборот».