Ленин — Сталин. Технология невозможного
Шрифт:
К тому времени было давно известно, что за забастовкой чиновников стоит партия кадетов. Видные кадеты — Кутлер, Гессен, Хрущев, Кизеветтер, Лаппо-Старженецкий и другие — возглавляли саботажнические организации. Это послужило одной из основных причин запрета партии и ареста её лидеров. Но репрессии подействовали слабо, ибо одно дело снять партийную верхушку и совсем другое — развалить партийные структуры, которые могли действовать и автономно. Это большевики тоже знали отлично, по опыту собственной работы.
Но был у них и свет в конце тоннеля — жалованье выдано за два месяца, к Новому году этот срок истекал. И если к тому времени выявить и обезвредить стачечный комитет… Но для этого надо было поступиться принципами
Её в любом случае надо было создавать — едва ли большевики питали на этот счет какие-либо иллюзии. Органов, частично выполнявших подобные функции, в то время имелось множество: следственная комиссия при Петроградском совете, Военно-морская следственная комиссия, Комитет по борьбе с погромами при ВЦИК, наркомат внутренних дел. 21 ноября к ним прибавилась комиссия при ВРК по борьбе с контрреволюцией, наверняка были свои структуры в районах и даже на заводах… Можно себе представить, какой там царил хаос!
Впрочем, пока что на саботаж Совнарком решил отреагировать созданием очередной специализированной комиссии. 6 декабря он принял решение:
«В связи с предположением о всероссийской забастовке служащих Государственного банка поручить Дзержинскому составить особую комиссию для выяснения самых энергичных и революционных мер для подавления злостного саботажа».
Как дата, так и выбор организатора новой комиссии далеко не случайны. 5 декабря объявил о самороспуске Военно-революционный комитет, который, в числе прочих обязанностей, занимался и борьбой с контрреволюцией. Приказала долго жить самая толковая из подобных структур. Значит, надо было либо возлагать обязанности политической полиции на наркомат внутренних дел, либо создавать что-то новое.
Можно представить себе ужас наркома внутренних дел Петровского при одной мысли о том, чтобы взять на себя еще и эту работу. Начиная с 1917 года, НКВД традиционно был свалкой поручений, которые не знали, куда приткнуть. К тому времени он уже занимался местным управлением и самоуправлением, воинской повинностью, беженцами, только что образованной рабоче-крестьянской милицией, статистикой, почему-то ветеринарным делом — вот только борьбы с контрреволюцией ему и не хватало!
Что же касается лично Дзержинского — то именно этот человек в первые послереволюционные дни отдавал распоряжения об аресте контрреволюционеров. Он же занимался организацией охраны Смольного. В сферу его ответственности входили охрана винных складов, реквизиция товаров у спекулянтов, разрешение митингов и собраний, охрана границ, руководство розыском ценностей, похищенных в Зимнем дворце и многие аналогичные специальные функции. 15 ноября он назначается в Коллегию при комиссаре Министерства внутренних дел, 21 ноября по его предложению создается отдел по борьбе с контрреволюцией в составе ВРК. Он же лично занимался и расследованием дел, связанных с саботажем. И уживаться с Петровским в одной структуре он уж точно не захотел бы, да и не смог. Не тот масштаб личности.
7 декабря Дзержинский доложил Совнаркому свои предложения об организации комиссии по борьбе с саботажем. Дальше, по-видимому, произошел «мозговой штурм», потому что на свет появился совсем другой орган, а именно — Всероссийская Чрезвычайная комиссия при Совете Народных Комиссаров по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Задачи ее формулировались следующим образом:
«Пресекать и ликвидировать все контрреволюционные и саботажнические попытки и действия по всей России, от кого бы они ни исходили. Предание суду Революционного трибунала всех саботажников и контрреволюционеров и выработка мер по борьбе с ними».
Во главе чрезвычайной комиссии стал Дзержинский — кстати, знакомый с методами работы тайной полиции не понаслышке. Трудно сказать, чего было больше в его жизни: нелегальной работы, когда он противостоял оперативным усилиям охранки, или тюрем, когда на собственном опыте изучал организацию следствия и режим содержания заключенных — но и то, и другое, и третье он успел за свою бурную жизнь узнать превосходно.
Пока что комиссия имела право вести только предварительное расследование. Оговаривались и меры, которые должны были применяться к ее контингенту: конфискация, выдворение, лишение карточек, внесение в регулярно публикуемые списки врагов народа… Эх, до чего же романтичное было время!
На ВЧК искания Советской власти по части «комиссий по борьбе» закончились, дальше пошло разветвление самой структуры. Уже 11 декабря, через четыре дня после основания, в ее составе появился отдел по борьбе со спекуляцией. В тот же день начались аресты фальшивомонетчиков. 19 декабря, в ходе решения текущего вопроса, председатель ВЧК Дзержинский упоминает еще одну сферу деятельности — мародерство. В январе 1918 года появился банковский подотдел, который вскоре трансформировался в отдел по борьбе с преступлениями по должности. В конце зимы структура уже именуется Комиссией по борьбе с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией и преступлениями по должности. Получилось несколько длинно, так что через некоторое время в ход пошла аббревиатура ВЧК, без «хвоста» — которая потом и вошла в историю.
…Но вернёмся к саботажу. По-видимому, у Дзержинского к тому времени было достаточно информации об его организации и структуре, потому что действовать он начал очень быстро. Уже 22 декабря чекисты нанесли визит в помещение «Совета трудовой интеллигенции» на Литейном. В ордере сказано:
«Предписывается произвести обыск по Литейному, 46, кв. 17 и задержать всех заподозренных лиц, в том числе Валединского, который публично собирал деньги для саботажников».
Налет прошёл на редкость удачно. Среди прочих задержанных оказался чиновник министерства внутренних дел A. M. Кондратьев, тот самый, председатель «Союза союзов». У него изъяли бумаги Союза, записную книжку, при обыске в помещении нашли подписные листы, визитные карточки. Да, конспираторами кадеты и саботажники оказались никакими — впрочем, откуда бы им набраться такого опыта?
В записной книжке Кондратьева содержалась вся бухгалтерия саботажников — взносы, фамилии, адреса. Дальнейшее было уже делом техники. 23 декабря чекисты поехали с обысками по квартирам.
После Нового года чиновники оказались в сложном положении. Жалованья от стачечного комитета больше не было, надежды на Учредительное Собрание провалились, а реквизиции, трудовая повинность и усугубляющиеся трудности с продовольствием заставляли дорожить статусом советского служащего. На некоторое время проблема саботажа была решена. Правда, оставалась еще проблема вредительства, а также бардака и халтуры — но это уже совсем другая история…
Кстати, ничего страшного с арестованными не произошло. В течение ближайших двух месяцев освобождены были все, кроме Кондратьева. 2 марта следственная комиссия освободила и его. Нужды содержать председателя «Союза союзов» под стражей больше не было: лишенная организующей силы, а главное, финансирования, забастовка угасла сама собой. А по понятиям того времени (ибо законов-то еще не написали), если арестованный не представлял больше «социальной опасности», то его можно было и отпустить.
Что же касается нежелательных последствий при применении «встречного огня» — они таки были. Саботаж привел к несколько неожиданным для его организаторов результатам. Они рассчитывали, что, не в силах справиться с управлением, большевики либо сложат полномочия и уйдут, либо сдадутся на милость тех, кто управляет чиновниками. Но вышло не так. Исчерпав обычные методы, новая власть пустила в дело свой последний резерв — силу. А сила у неё была.