Ленин жЫв
Шрифт:
Бродский нахмурился, он покачал головой, но спокойно ответил:
– Нет, это среднеазиатская черепаха. Очень вкусная пища. Малокалорийная, а главное, экологически чистая. Ешьте, не отравитесь. А крыс и собак Правитель не ест, по крайней мере, при нас.
Кирилл поковырялся вилкой в мясе. Оно действительно было сочное и ароматное и, главное, аппетитное на вид.
– А что? Просто телятины или свинины, баранины нельзя? – удивился Кирилл, толкая кусок мяса в рот.
– Этот церемония Правителя! Тут всё должно быть необычно! А колбасу из кошки, Вы можете и дома есть, – обиженно ответил Бродский.
Он управлялся со своим салатом в тарелке. Кирилл пожал плечами и, указывая кивком головы на хрустальный графин, спросил:
– Надеюсь, тут не кровь младенцев? – хмыкнул он. – Можно попробовать? А то пить охота!
– Можно! Только вот острить так не надо. Чёртов Кунаев! Сказал – агрессии нет, а тут! – буркнул зло Бродский.
Он явно был недоволен словами Лучинского. Кирилл ухмыльнулся, его забавляла злость этого высокопоставленного чиновника. Лучинский потянулся за графином, но лакей, угадав его желание, был быстрее и ловчее. Он схватил графин и быстро наполнил высокий бокал, стоящий рядом с Кириллом.
Лучинский отхлебнул и, скорчив довольную гримасу, промычал:
– Ум-м, вкусно!
– Это вишнёвая водка. Любимая Правителя. Она готовится по спецзаказу. Она всего тридцать градусов.
– Так это тогда наливка! – возразил Кирилл.
– Нет, это водка, так считает Правитель, и мы… тоже. Кстати, Вы зря вот так язвите. Ничего хорошего от того, что Вы унижаете еду Правителя, нет. Он Вам отплатит тем же унижением.
– Унижаю еду? Да Вы в своём уме, как там Вас… Бродский?! Кстати, если Вам интересно, то был такой вот еврей у нас, в нашем времени, так вот, стихи писал хорошие, нобелевскую премию дали да из страны выгнали, – Кирилл кивнул лакею, тот вновь наполнил бокал вишнёвкой. – Так скажите мне, Бродский, как можно еду унизить?
– Просто и легко, Вы уже это сделали. Советую остановиться. И подумать. Кстати, того еврея, ну однофамильца моего, как Вы говорите, за что выгнали-то?
– Неважно, неважно, да Вы всё равно тут не поймёте, надо же… еду унизил! – Кирилл громко икнул.
Вишнёвка ударила в голову. Бродский недовольно вновь покосился на Лучинского. Тот вновь кивнуло лакею. Вишнёвка полилась в бокал.
– А Вы, Бродский, как я вижу, тоже еврей?
Бродский замер. Он испуганно посмотрел на Кирилла и, покосившись по сторонам, тихо ответил:
– Вы на что намекаете?
– Я просто! – Лучинский залпом выпил вишнёвку. – Просто… простите, физиономия у Вас… еврейская. И повадки. Кстати, этот вот говнюк тут у Вас в подчинении. Тот, который меня током пытал, Кунаев, что ли… так вот, он сказал на Вас, что Вы рожа, простите, жидовская! Ха-ха! – Кирилл противно рассмеялся, он был уже навеселе и понимал, что контролировать свой язык уже не может.
Бродский вскочил из-за стола и гаркнул лакеям:
– А ну! Кунаева сюда! И вишнёвку со стола долой!
Кирилл недовольно тяжело вздохнул, когда графин с тёмно-бордовой жидкостью исчез из-под руки.
Лучинский почесал лоб и тихо сказал миролюбивым тоном:
– Вы что ж, товарищ Бродский, думаете, что я тут при нём буду подтверждать, что он на Вас сказал, что Вы… рожа жидовская? Н-е-е… так не пройдёт. Я Вам так, по секрету, а Вы…
– Да замолчите! – прошипел Бродский.
Он был вне себя от злости и буравил глазами захмелевшего Кирилла. Через минуту появился Кунаев, он подбежал к столу и вытянулся по стойке смирно. Бродский вытащил из-за воротника салфетку и бросил её на стол. Секретарь правительства медленно встал и подошёл к испуганному Кунаеву, сжав кулаки.
– Ты что ж, Нурсултан Акаевич? Ты ж, что ж, сука, офигел?! Я к тебе по-хорошему, по-свойски, так сказать, а ты?!!!
– А что я?! Что я, что я такого сказал?! Этот, этот гость не то говорит?!
– А что он должен говорить?! – угрожающе воскликнул Бродский.
– Нет, ну мало ли что, – лепетал Кунаев, понимая, что секретарь хочет от него самого услышать его же обидные слова.
– То, что он говорит, моё дело! Мы потом обсудим! – отрезал Бродский, давая понять Кунаеву, что своё национальное происхождение обсуждать при всех не хочет, и зло добавил. – Ты мне какое заключение дал, что агрессии нет?! А он? Он?! Что он Правителю скажет?! И что нам Верховный скажет потом? А ну?!
Кунаев развёл руками и вздохнул с облегчением. Он улыбнулся и уже более спокойно ответил:
– Так, товарищ Бродский! Он в полном порядке, он не будет никакой агрессии высказывать. Это он тут перед тобой комедию ломает. Хочет вот тебя прощупать. Вернее Вас, товарищ секретарь правительства.
Бродский окинул с головы до ног Кунаева, затем посмотрел на Лучинского. Кирилл сидел и как в ни в чем не бывало улыбался. Бродский кивнул головой и бросил в сторону Кунаева:
– Ладно, свободен, потом разберёмся!
Кунаев, довольный таким развитием событий, развернулся и поспешил удалиться. Бродский медленно подошёл к стулу, сел, развёл руками:
– Ну, товарищ Кирилл! Никак не думал, что вот так Вы со мной обойдётесь. Ну да ладно! Повеселились и хватит.
В этот момент к нему подошёл один из лакеев и, склонившись, что-то прошептал на ухо. Бродский кивнул головой и, ухмыльнувшись, ответил:
– Пусть так и будет…
Лакей удалился. А Кирилл рассмеялся. Ему вдруг стало смешно от всей этой сцены в огромном роскошном зале.
Лучинский покосился на свой бокал и тихо сказал:
– После вашей вишнёвки и мяса пингвина пить очень хочется. Уж солёный больно пингвин ваш.
– Пить, это да… – согласился с ним Бродский и, щёлкнув пальцами, добавил. – Пить это надо, вот сейчас Вам подадут попить. Пейте на здоровье.
Лакей, что шептал какую-то новость Бродскому, вернулся и принёс большую стеклянную кружку с янтарной жидкостью. Кирилл с удовольствием взял сосуд и припал губами.
Бродский, довольный, прокомментировал ему, когда тот поглощал содержимое кружки: