Ленин жЫв
Шрифт:
– Эх, видели бы это всё мои из газеты, не поверили бы…
Сикора хотел было что-то спросить, но, передумав, повернулся к сопровождающим и громко приказал:
– Так, проводите ноль девяносто восьмого в автобус. Норматив сопровождения – номер три. И чтобы аккуратно и всё чинно. А я пока зайду возьму свои вещи. Все вперёд.
– Так… у меня даже номер есть. Понятно… – вздохнул Кирилл.
– Это необходимо было, – виновато буркнул Сикора, он понял, что допустил ошибку.
– Интересно, а кто был под грифом ноль девяносто семь? И что с ним стало? – язвительно заметил
Он заметил, что майор дёрнулся.
– Это государственная тайна. На эти вопросы Вы ответа не получите. Лучше давайте думать о себе и предстоящей дороге.
– Ах, о дороге? Ну, что ж… подумаю. А я что? Тоже вот так поеду?! В одежде и без чемодана?! Никаких там с собой принадлежностей?
– Какие ещё принадлежности? – не понял Сикора.
– Ну там, зубная щётка, паста и полотенце в дорогу?
– А-а-а, это всё получите на месте. Вы же на полном гособеспечении, – весело ответил майор и вышел из палаты.
Кирилл вздохнул и тоже направился к двери. Но один из конвоиров остановил его, уперев свою ладонь в грудь Лучинского. Второй тем временем вышел в коридор. И лишь после этого напарник кивнул головой, указывая Кириллу на выход.
Они шли по коридорам медцентра долго и уныло. Пару раз ехали на лифте в гробовом одиночестве и молчании. Кирилл понял, что его ведут какими-то окольными путями, потому как в коридорах им не встречались ни пациенты, ни обслуживающий персонал. Путешествие по спецбольнице заняло минут десять. Наконец, его вывели в маленький узкий коридор, который упёрся в железную дверь, конвоиры подвели Кирилла к ней и заставили отвернуться. Пока один из охранников открывал замок, Кирилл успел рассмотреть где-то в глубине коридора силуэт грузной женщины. Она, склонившись, тёрла шваброй с тряпкой пол.
«Двадцать первый век, а полы моют, как и в девятнадцатом. Человечество регрессирует? Наверное!» – с горечью подумал Кирилл.
Уборщица упорно мыла пол, не поднимая головы. Возможно, инструкция по уборке этого помещения запрещала ей делать это…
Щёлкнул замок. Кирилл обернулся. Открылась дверь и… солнце, яркое и безжалостное солнце резануло в полоску проёма. Лучинский сделал шаг вперёд. Конвоир попытался преградить ему дорогу, но Кирилл оттолкнул его и вышел на улицу. Это странное и нелепое ощущение!
Свежий воздух!
Щеки непривычно обожгло солнечными, настоящими солнечными лучами!
Какое блаженство вот так втянуть ноздрями свежий воздух!
Красота!
Кирилл зажмурился от удовольствия.
Это тебе не искусственно отфильтрованный поток из кондиционера.
Нет!
Это тебе не искусственно мертвецки-тусклый свет дневной лампы!
Нет!
Это воля, воля жизни!
Сколько же он не был на свежем воздухе? Вечность! Целую вечность!
«Может быть, вот так чувствует себя младенец, когда появляется из утробы матери! Когда первый раз видит земной свет! Когда ощущает свежее дыхание самостоятельной жизни! Нет, определённо так! И это чувствуют все люди при рождении! Просто потом они забывают эти мгновения! Их ещё не развитый мозг наверняка хранит информацию, но не может её вывести или отложить в доступную взрослому человеку
– Прошу Вас, пройдите в машину! – металлическим баритоном прозвучал голос охранника.
Кирилл почувствовал, что его кто-то взял за локоть. Эта стальная хватка…
– Пройдите в машину! – настаивал конвоир.
– Пусть постоит! – буркнул незнакомый Кириллу голос.
Лучинский стоял, не обращая внимания на то, что происходило рядом. Слабый ветерок холодил и освежил кожу. Так захотелось закричать. Кирилл набрал в лёгкие воздух. Но в последнее мгновение передумал. Он лишь, словно открыв аварийный клапан на котле, спустил давление.
Тихо и медленно засвистел губами.
– Красота, – прошептал он. – Как там, у классика, красота спасёт мир! Это точно. Но вот, мать твою… у меня немного иное… Лучше всё это бы кончилось. Не хочу… – загадочно, едва слышно шевелились губы, издавая полумёртвые звуки.
Он открыл глаза. И вот она – суровая действительность. Перед ним стоял зелёный микроавтобус, а за машиной – лишь глухой высокий забор. Совсем как в тюрьме. На борту автобуса большая красная полоса с белыми буквами:
«Оперативная служба республики».
Кирилл вздохнул и грустно улыбнулся. Один из конвоиров повторил то ли приказ, то ли просьбу:
– Проходите, у нас нет времени.
Кирилл подошёл к распахнутой дверке и нырнул вовнутрь. После яркого солнца полумрак безоконного помещения ослепил. Пришлось привыкать к темноте. Пока Кирилл тёр руками глаза, машина завелась и поехала. Кто-то помог Лучинскому присесть на свободное мягкое кресло.
Когда Кирилл стал различать предметы, он осмотрелся. Тесный бокс, но уютно отделанный. Вокруг кожа и металл. Три больших мягких кресла. В конце на подставке прикреплено два видеомонитора, под ними какая-то аппаратура. Кирилл почесал голову и увидел, что рядом с ним сидит не кто иной, как Сикора. Он улыбался. Майор, скорее всего, к автобусу пришёл более коротким и открытым путём, нежели они с конвоирами шли по коридорам и закоулкам.
– Вам удобно? – спросил фимобщик.
– Да, – ответил Кирилл. – А куда едем?
– В аэропорт.
– А почему без окон?
– А зачем они?
– Ну, хотелось город посмотреть…
– Да там ничего хорошего, город как город, – грустно ответил майор.
– А вам самим-то не противно так жить? – ухмыльнулся Кирилл. – Вы же живёте, как в этом вот автобусе. Клетка с кожей и телекормушкой.
– Нет. Привыкли. А Вам не противно с нами вот так? Или у вас выбор есть? – ехидно поддел Сикора.
– А мне противно. Поэтому мы там вот от этого все и избавились. В прошлом. А вы вижу опять.
– Да ни хрена вы не избавились! – как-то зло бросил фимобщик и отвернулся.
Кирилл решил больше не доставать его вопросами, чувствуя, что разозлил своего куратора.
До аэропорта доехали минут за двадцать, Кирилл даже слышал, как во время движения водитель включал сирену. От этого автобус немного дрожал. Да и вообще скорость была приличная, и сильно болтало. Пару раз сильно подбросило на ухабах.