Ленин
Шрифт:
В одном из кружков, организованном в фабричном районе Петербурга — Охте, он познакомился с работницей из фабрики Торнтона.
Красивую, рослую девушку с выгоревшими прядями, большой грудью и смелыми глазами звали Настя.
Ульянов, сжимая ее маленькую, но твердую ладонь, вспомнил про Настьку из Кукушкино, избиваемую пьяным отцом, обманутую господским сынком и убитую деревенской знахаркой.
— Эту-то лишь бы кто не обидит! — подумал он, глядя с улыбкой на работницу. — Решительная и отважная девушка. Не позволит обвести себя вокруг пальца!
В тот вечер
Он не чувствовал себя спокойно. Его раздражало присутствие пышущей молодостью, естественной силой и горячей кровью красавицы Насти. Он невольно и все чаще задерживал на ней свой взгляд, искал ее зрачки, а в них — ответ на невысказанный вопрос.
В ее смелых, гордых, почти дерзких глазах он тоже прочитал непроизнесенный устами вопрос. Большая высокая грудь вздымалась внезапно и изящно, сильное тело напрягалось моментами соблазнительно и лениво.
Взгляды, бросаемые Ульяновым на девушку, поймал Бабушкин. В перерыве, когда подали чай, он подошел к Владимиру и прошептал на ухо:
— Настя Козырева — грамотная девушка, рабочая и член партии, но хочу вас предостеречь, полной уверенности в ней нет…
— Что вы подозреваете?
— Ничего! Не хочу сказать о ней ничего плохого. Знаю только, что она любит веселую жизнь и соблазняет молодого инженера с фабрики. Он сохнет по ней, а она — то принадлежит ему, то месяцами его избегает…
— Вы ей не говорили, что не следует водиться с буржуазией?
— Нет. Нам это на руку. Через нее мы узнаем, что планирует против рабочих дирекция фабрики.
— А-а — протянул Ульянов. — Не следует ей этот флирт запрещать.
Сказав это, он почувствовал большую досаду, осознавая, что ревнует Настю.
— Я проведу вас домой, товарищ! — шепнул, подойдя к ней.
Строго взглянув на него и блеснув глазами, она спокойно ответила:
— Спасибо…
Они долго ходили по темным улицам предместья, дошли до леса в Полюстрове и уже перед рассветом остановились перед маленьким деревянным домиком.
— Здесь я живу… — сказала она, потягиваясь. — Завтра воскресенье, спать можно, сколько влезет…
— А, точно! — воскликнул он. — Завтра воскресенье.
Настя ничего не ответила. Постучала в окно. Сонная, непричесанная женщина с ребенком в руках отворила двери и проворчала:
— Черт побери! Ты меня напугала. Я думала, что опять полиция…
Девушка, не прощаясь с Ульяновым, вошла в темные в сени и уже оттуда призывно кивнула ему.
Он вошел. Услышал, как заскрежетал в замке ключ, его окружил мрак, но вскоре он почувствовал, как сильное и горячее плечо обняло его и подтолкнуло к дверям.
Он быстро обернулся, на ощупь нашел проворное тело Насти, прижал к себе, стал целовать губы, щеки, шею и мягкие волосы, тяжело дыша и путано шепча слова, неизвестно откуда приходящие ему в голову.
Ничего друг другу не говоря, они вошли в небольшую комнатку…
Ульянов ушел из хаты только около двух пополудни.
Он чувствовал усталость, какую-то безвкусицу, сожаление и презрение к самому себе.
Как всегда, он принялся анализировать свое настроение.
— Тьфу, к дьяволу! — проворчал он. — Красивая самка, нечего сказать! Мало таких по земле ходит… Смелая, ни о чем не спрашивает и ничего не требует… Только зачем я влип в такую историю? Теперь при ней я не смогу говорить спокойно и уверенно. Она будет думать, что я ничем не отличаюсь от этого инженера…
Ему припомнились брошенные случайно слова Насти:
«Хочу убедиться, способны ли эти социалы сделать что-то настоящее. Если нет, то нечего болтать и рисковать. Надо по-другому справляться».
Он не успел спросить, что она имела в виду, потому что она внезапно обняла его горячо, прижала к себе и стала ластиться как кошка.
Настю он не видел два дня, а когда встретил, возвращаясь с собрания, пошел за ней и провел ночь в темной комнатке работницы.
Несколько дней спустя к нему пришел Бабушкин и рассказал, что Настя устроила скандал на фабрике, ударила по лицу ухаживающего за ней инженера и побежала жаловаться дирекции.
— Что же случилось? — спросил Ульянов. — Почему она это сделала?
— Не знаю! — ответил рабочий. — Сумасшедшая девка! Ее хорошо знают во всем районе. Что-то ей должно было стрельнуть в голову… Кто бабу поймет?!
Рассмеявшись, он принялся рассказывать о приобретении нового гектографа для печатания нелегальных листовок.
В этот же вечер Настя пришла на собрание кружка, а после чтения и дискуссии они покинули помещение вместе с Владимиром.
— Я прогнала инженеришку! — воскликнула она со смехом. — Теперь у меня есть ты. Никого больше не хочу! Пойдем сегодня погуляем в какой-нибудь ресторан, где играет музыка и много света.
Он взглянул на нее с угрюмым недоумением.
— Ты ходила туда со своим инженером?
— Ходила! Я ведь не скотина, которая всю жизнь может провести в хлеву, в темноте, не зная радостного мгновения, — отрезала она. — Я хочу жить!
— У меня нет времени, моя дорогая! — неохотно буркнул он. — Я не создан для таких вещей.
— А для каких? — спросила она, прищурив один глаз.
— Для борьбы… — хотел сказать он, но передумал, припомнив, что вовсе не боролся, чтобы заполучить эту девушку, а она, он был в этом уверен, думала именно об этом.
— Скажи! — настаивала она.
— У меня нет времени на музыку и свет в ресторане, — проворчал он. — Мне это не нужно.
— Зато мне нужно! — воскликнула она.
— С этим ты справишься и без меня, — жестоко отрезал он.
— Справлюсь! — согласилась она без злости и лениво потянулась, глядя на Ульянова из-под опущенных век.
Не зная, что с собой поделать, он чувствовал растерянность и молчал.
— Пойдем ко мне! — прошептала она, прижавшись к нему.
Это ему казалось самым простым и легким выходом из возникшей ситуации. По дороге он купил с уличного лотка несколько апельсинов и коробочку карамели.