Ленинградский меридиан
Шрифт:
Первый из них заключался в том, что в ответ на мощную артподготовку противника, Рокоссовский нанес свой удар. "Генерал Кинжал" не смог ответить контрбатарейной борьбой, его артиллерия по-прежнему испытывала "снарядный голод". Им были задействованы штурмовики, чей удар пришелся не столько по немецким батареям, сколько по бронетехнике и живой силе противника изготовившегося к атаке.
Столкновение с "черной смертью", оказалось весьма чувствительным для солдат и танков, над чьими головами они безнаказанно сновали туда и сюда. Долгожданные истребители появились в самом конце налета, когда смертоносные осы уже почти израсходовали свои арсеналы и покидали поле боя.
Другим неприятным сюрпризом, что число противотанковых батарей на подступах к Арбузово увеличилось, вопреки ожиданиям Манштейна. За время передышки Рокоссовский не только смог подтянуть резервы к месту наступления противника, но и снял пушки с мгинского направления и перебросил их под Арбузово.
Риск был большим. Генерал буквально оголил оборону Мги, но он окупился сторицей. Именно благодаря этим действиям блистательный танковый прорыв вермахта был переведен в откровенно позиционную борьбу.
Третьим, но далеко не последним, было то, что советские истребители не позволяли летчикам "люфтваффе" помочь своим наземным частям. Краснозвездные самолеты, если не потеснили противника с неба, то не позволили ему на нем хозяйничать.
Все взятое вместе позволили немцам, ценой серьезных потерь выйти к окраинам Арбузово и взять несколько домов. Под натиском танков и пехоты советская оборона продавливалась, но долгожданного прорыва так и не состоялось.
Желая оправдать неудачу своих действий, Манштейн возложил всю ответственность на бездействие "шлиссельбургской группировки" генерала Скотти.
– Если бы он только ударил по русским в районе Марьино, ситуация на фронте переменилась в нашу пользу. И мои бы танки стояли бы сейчас не у Арбузово, а праздновали бы победу в районе Дубровки! Почему вы не отдали такой приказ генералу Скотти? Ведь это так очевидно?
– излагал он по телефону, прописные истины Цейтлеру.
Генералу это тоже было очевидно, но было ещё кое-что, что не вписывалось привычную схему Манштейна.
– Фюрер запретил генералу Скотти наступать вам навстречу - огорошил собеседника начштаб.
– Почему?
– изумился Манштейн.
– Согласно докладу генерала, для того, чтобы прорвать оборону противника, он должен снять войска в районе Липки, а это создает угрозу прорыва обороны противником.
– Липки можно оборонять малыми силами!
– Генерал Скотти иного мнения по этому поводу и фюрер полностью с ним согласен. "Ради прорыва мы не можем рисковать всем побережьем Ладоги" - сказал он при обсуждении со мной по телефону положения ваших войск под Петербургом и я не в силах отменить его приказ - Цейтлер говорил полную правду, но в его голосе Манштейн отчетливо слышал нотку штабника прогибающегося перед верховной властью. Это стало неотъемлемой частью немецкого генерального штаба после удаления из него генералов Бека и Фриче.
– Думаю, что мне следует позвонить ему в ставку и попытаться переубедить его - высказал предположение Манштейн. Как личный посланник фюрера он мог себе позволить подобный шаг, но собеседник не разделял его намерений.
– Вы, конечно, можете позвонить в ставку, но не думаю, что вы сможете заставить фюрера изменить принятое решение. На сегодня Паулюс буксует под Сталинградом. Лист топчется на перевалах Кавказа, Модель из последних сил борется за Ржев. Все это вызывает у фюрера недовольство действиями вермахта. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.
Опасаясь подслушивания со стороны спецслужб, Цейтлер перешел к намекам и иносказанию и Манштейн его прекрасно понял. Когда дела на фронтах не ладились, Гитлер начинал искать виновников этих неудач в своем окружении. И судьба генералов обвиненных фюрером в провале наступления на Москву, Петербург и Ростов была тому наглядным примером.
– И что мне прикажите делать? Продолжать выдавливать русских из Арбузово тратя на это последние силы?
– с гневным упреком бросил в трубку Манштейн.
– Почему свои последние силы?
– немедленно откликнулся на его слова Цейтлер.
– В вашем распоряжении есть союзные соединения и добровольческие части СС. Пустите их в дело, пусть помогут вам склонить чашу победы в свою сторону.
– Они скверно наступают. На одного союзного солдата в наступлении необходимо три солдата вермахта, которые будут толкать его прикладами в спину - солдатским фольклором ответил Манштейн, но собеседник не принял его тона.
– Они может действительно неважные вояки в наступлении, но ими можно хорошо развести огонь в камине. За это с вас никто не спросит, можете мне поверить.
– Спасибо, но для меня куда важнее личной ответственности - это взятие Арбузово и прорыв окружения группы генерала Скотти.
– Для меня тоже. Желаю удачи.
Цейтлер говорил собеседнику искренне, однако госпожа Удача продолжала оставаться глухой и незрячей в отношении солдат группы армий "Север".
Третий день наступления не разрешил кризиса в сражении по деблокирования Шлиссельбургской группировки. Брошенные в бой венгры, хорваты, испанцы, при поддержке немецкой артиллерии и танков не смогли переломить ход битвы в свою пользу. Итогом кровопролитных атак и отчаянной храбрости стало неполное занятие Арбузово на юге и захват руин 8-й ГРЭС на севере.
Для самолюбия Манштейна подобный результат был подобен плевку в душу, где все бурлило и клокотало от негодования. Сражайся он где-нибудь в Европе или на худой конец на юге России и имей он больше сил, "лучший военный гений" Германии, несомненно, давно бы предпринял обходной маневр и нанес противнику сокрушительный удар в другом, слабом месте. На выявление этих слабых мест у генерала был особый нюх но, к огромному сожалению, он не мог проявить свои полководческие таланты в полном блеске и мере.