Лента Mru
Шрифт:
Тамара всмотрелась и увидела, что дорога и вправду сплошь исчерчена следами шин всевозможного калибра – от толстых вдавлений, оставленных обремененными ношей фурами, до легких велосипедных росчерков.
– Не зря он, видно, распинался про очередь, – говорил между тем Марат и мрачнел с каждым словом, обнаруживая невиданные резервы скверного настроения. – Неровен час, проторчим там всю ночь.
– Мы не на границе, здесь не Брест, – голос Тамары звучал недоверчиво. – В конце концов, ты сможешь применить свои таланты… когда это ты стоял в очереди?
На эти лестные
– Ладно, посмотрим, – пробормотал он с деловитой угрозой. – Садись!
Тамара устроилась рядом, и Марат, не дожидаясь, пока она сядет поудобнее, рванул с места. «Пежо» ахнул и понесся во мглу, где дорога, деревья и небо сливались в сплошное черное пятно.
– Это странно, – сказала Тамара и пристегнула ремень.
– Что странно?
– То, что мы здесь одни. Столько следов – и ни души.
– Кто не успел, тот опоздал, – горько усмехнулся Марат, намекая на себя. – Жрать охота, сил нет. Брось мне пакет.
Тамара перегнулась через спинку сиденья, нашарила пакет с давно остывшими гамбургерами и положила Марату на колени. Тот, не глядя, запустил свою лапищу внутрь, вынул мертвую булку с холодной подошвой внутри и впился в нее неразборчивыми зубами.
– Как в тебя это лезет, – не выдержала Тамара. – Эту помойку можно употреблять только в горячем виде. Чем горячее, тем лучше. И банку горчицы туда засандалить.
– Там есть горчица, – промычал Марат. Его губы мгновенно испачкались. Кружок лука плюхнулся на шорты, и Марат смахнул его на пол. Тамара инстинктивно подобрала ноги. Немного подумав, она забрала пакет, нашла в нем сыпучий коржик и присоединилась к трапезе.
– Вода осталасьь? – осведомился Марат.
– Четыре литра.
– Дай мне скорее запить.
Машину внезапно тряхнуло, и Тамара чуть не выронила двухлитровую пластиковую бутыль.
– Черт бы их взял! – крикнул Марат, уронивший гамбургер. – Собаки!…
И замолчал, потому что «пежо» вдруг пошел ровно и плавно: под колеса ему вновь струился асфальт. Фары высветили большой фанерный плакат на шесте, косо воткнутым в придорожную траву. Марат притормозил, и они прочитали: «Строительство объекта ведет компания братьев Хардвер и Софтуар. Начало работ – окончание работ». Сроки поставлены не были, а сам плакат выглядел побитым стихией.
– Какое-то шоссе, – безучастно сказала Тамара.
– Может быть, это и есть Лента, – предположил Марат, бездарно симулируя бодрость и оптимизм
Машина рассекала ночь, одна-одинешенька под оранжевой луной.
– Кто такие эти братья? – Тамара задумчиво накрутила локон на палец.
– Наверно, какая-нибудь фирма. Типа нашего СМУ или как его там.
– Позорище, – покачала головой Тамара. – Куда не посмотришь – всюду иностранцы вкалывают. Будто сами не можем.
– Это все бабки, – возразил Марат и влез туфлей в недоеденный гамбургер. – Они там глотку друг другу перегрызут за контракт. Им только дай.
Тамара подалась вперед.
– Смотри, что это там? – она выставила палец, и цыганские браслеты ответили ей вкрадчивым металлическим шорохом. – Светло, как днем!
– Вижу, –
– Лучше, чем ничего, – рассудила Тамара. – Сейчас спросим кого-нибудь. Заброшенную трассу не будут так освещать.
Дорога, как нарочно, стала петлять. Асфальт резко свернул направо; еще через какие-то двести метров поменял направление и устремился в лес, откуда вывернул, не задерживаясь; Марат не проехал и минуты, как снова пришлось отклоняться, он только и делал, что подмигивал то правым, то левым поворотом – машинально, как всякий мало-мальски опытный водитель. Ловя себя на этом, он чертыхался, видя, что предупреждать ему некого, разве что безмозглых ежей и белок. А Тамара следила за небом, все больше убеждаясь, что дело не в фонарях. Занимался рассвет. Тамара посмотрела на часы: без пяти минут полночь.
Марат отпрянул, напуганный въездом в разгоравшееся зарево. Движение было инстинктивным, на лице появилось недоуменное и рассерженное выражение. Держа руль вытянутыми руками, он притормозил и что-то пробормотал.
– Что ты говоришь? – не поняла Тамара.
– Который час? – повторил Марат раздраженно.
– Двенадцать часов ночи, – ответила та с торжеством, которого сама не понимала.
– Тогда почему так светло?
Тамара поднесла часы к уху:
– Тикают. Может быть, они отстали?
Марат издал негодующий звук:
– По-твоему, получается, мы целую ночь проездили? Не смеши людей!
Смеяться было некому.
– Посмотри на счетчик, – не унимался Марат.
– Зачем на него смотреть, – огрызнулась Тамара, с беспокойством следя за разгоравшимся небом. – Я и так знаю, не дура еще.
Марат покосился в ее сторону, собираясь что-то сказать, но промолчал.
– Семь километров – это, видать, по прямой, – сообразил он чуть позже. – Урод! Вот же козлина! Я не я буду, если не вернусь, когда заправимся! Забью ему штуцер по самое не хочу, до старости будет мыкаться!
– Солнце, смотри, – перебила его Тамара. – Видишь, над елками?
Она могла бы не уточнять, Марат видел солнце.
– Давай и правда вернемся, – попросила жена. Она встревоженно покусывала дужку очков. – Мне почему-то не хочется ехать дальше. У меня такое чувство, будто это не солнце.
– А что же это? – Марат мрачнел на глазах. – Летающая тарелка? Альфа Центавра?
– Я не знаю. Я знаю только, что мы не за Полярным Кругом. Догадываюсь об этом, да? Согласен?
– Не ори.
– Ты себя не слышишь, «не ори», – передразнила Тамара. – Останови машину.
– Зачем?
– Мне надо выйти.
– Потерпишь.
Тамара отвернулась. Машина шла осторожным ходом, выжимая километров тридцать.
– Не стоит выходить, – Марат решил разъяснить свою неуступчивость. – Как будто мало пишут про аномалии. Солнце в полночь, взбесившиеся часы – мало ли, что там снаружи.
И он покосился на плотно закупоренные окна. Марат порадовался замкнутому пространству, не доверяя внешнему воздуху.